Саруман вернулся в кресло, а там, усевшись, как черепаха в толстом панцире, проворчал:
– Экономика тоже стала перестраиваться на новые технологии быстрее. Это я не к тому, что поддерживаю людоедские настроения Берлога, но потрясения в обществе ускоряют прогресс, как и всякие катастрофы, типа войны.
– Война зло, – сказал Фальстаф, но ощутил, что повторяет расхожую мудрость, которая уже и не мудрость, если затерта и облапана до такой степени, что ее повторяет и простой народ, добавил невесело, – хотя и двигатель прогресса. Человеку, чтобы двигаться, нужны неприятности, иначе будет лежать под деревом и ждать, когда банан созреет и упадет в распахнутую варежку.
– Потому северные народы, – сказал Саруман с иронией, – построили более технически развитое общество, что везли бананы издалека?
– Точно, – сказал я. – Да и запасы учились делать на зиму, чего не надо в теплых краях. Но сейчас и на севере уже лежим и ждем, когда банан упадет…
– Ты о БОДе?
– Мы и без БОДа уже бездельники, – сказал я.
Фальстаф пробормотал расхожую мудрость:
– Только красота и массовые расстрелы спасут мир… Это хоть правильно, но негуманно и тащит общество взад. А надо, чтобы дураки сами застреливались или как-то по-другому уходили. Желательно с бодрой песней.
Фальстаф сказал саркастически:
– Еще и с песней!.. Хотя, конечно, с песней лучше. С песней все лучше. Я вот как-то под песню снял одну с вот такими…
Саруман посмотрел, покачал головой.
– Такие бывают?
– Я сам не мелкий, – сообщил Фальстаф. – Да и пенис нарастил, все накопления за два года угрохал!..
Саруман спросил с интересом:
– А зачем тебе пенис?
Фальстаф пояснил с достоинством:
– А чтоб на осмотре медсестры ахали и строили глазки.
– Оно тебе надо?
– Надо, – ответил Фальстаф твердо. – Когда отказываю им в порочной близости, чувствую себя подвижником науки и чистым, как Савонарола или большая толстая рыба в пруду!
– Кстати, – сказал я, – удалось по хорошей цене заказать партию емких аккумуляторов. А подвал если что, можно и расширить. А если кто-то стукнет насчет несанкционированного расширения, отделаемся штрафом, я наводил справки.
Саруман беспокойно завозился в кресле, а Фальстаф ликующе потер ладони.
– Аккумы – это прекрасно!
– И пока все, – сказал я поспешно, успокаивая Сарумана. – Хватит с головой и надолго. А больше не надо, лишнее внимание ни к чему, мы скромняги, как и положено интеллигенции.
Саруман сказал со вздохом:
– Пока у нас хватает всего. Спасибо, Берлог. Ты сам только не рассыпься! Если с нанитами сумеем уложиться в два-три года, то и мы, возможно, успеем…
На лице его, обычно бесстрастном, на краткий миг отразилась страстная и затаенная надежда. Наниты уберут все, что ведет к старости и к смерти, можно будет работать, работать и работать долго и счастливо, реализуя все научные задумки, их всегда так много, а новые и новые идут гуськом и за собой тащат толпы идей и проектов…
Я вскинул руку в прощании:
– Vale!.. Пойду проверю наши финансы.
Экран для них погас, а я почти без усилия, насобачился, перетек в прежнее состояние квантового мира, но все еще думал с тоской, теперь современный догмат равенства не в том, чтобы подниматься до уровня высоколобых, а чтобы их опустить до своего желудочно-пенисного.
Грустно, зато в таком равенстве всем будет простое человеческое щасте. На уровне желудка и ниже пояса грузчик и доктор наук одинаковы, абсолютному большинству этого вполне достаточно.
Но все же мир двигает не большинство, а подвижники!
В Библии сказано, подвижники – это и есть настоящий народ. Только благодаря им существует весь остальной люд, а если подвижники исчезают, то и вся бесформенная масса народа гибнет, как случилось с Содомом и Гоморрой.
В нынешнем странном гибнущем мире мое главное счастье еще и в том, что если большинству населения постоянно не хватает времени, то у меня не просто море, а бескрайний океан.
Попрощавшись с Саруманом и Фальстафом, я с неделю занимался в квантовом мире одеждой, вытютюливая так, чтобы правильно реагировала на любое мое движение, как и на посторонние прикосновения.
Когда снова заглянул в наш офис, Саруман там застыл с приподнятой рукой в ответ на мое «Vale», а Фальстаф все еще смотрит на темный экран, откуда мгновение тому исчезла моя аватарка.
Понятно, что если сейчас появлюсь, они оба спросят «Что-то забыл?», для них прошла доля секунды, потому я снова отключил связь, они и не заметят, что появлялся на миллионную долю секунды.
Когда в тот первый раз я создал свою голографию своего образа, мог проходить даже сквозь стены, словно привидение какое, теперь же после тщательной модернизации только выстрел из танка в упор разве что свалит или отбросит, но не прошибет. Правда, пока что мне такое ни к чему, но хай будэ, раз уж удалось сделать шкуру такой прочной.
Главное, больше не нужен этот запас одежды и обуви. На месте преступления тоже ничего не останется, даже пистолет таскать глупо, если могу легко убить простой тарелкой или пепельницей, просто придав им дополнительное ускорение…