Сулла

Итак, Сулла достиг вершины власти. Теперь он добился своего — еще какиенибудь тридцать лет назад о его фамилии мало кто помнил, а теперь он распоряжается жизнью и смертью сограждан и подданных Республики. А гордые славными предками Сципионы, Лентулы, Торкваты, Павлы, Гальбы, Марцеллы и прочие затаились и разве что вздыхают о своем ушедшем в прошлое величии. Ныне настал его час, и именно он, Луций Корнелий Сулла, будет вершить судьбы обитаемого мира.

Настала пора заняться водворением конституционного порядка. Видимо, уже в декабре 82 года Сулла провел выборы консулов.[1305] Ими стали участник битвы при Коллинских воротах патриций Гней Корнелий Долабелла и малоизвестный представитель плебейского рода Марк Туллий Декула. Почему выбор Суллы пал на первого, понятно, но в отношении второго трудно сказать чтолибо определенное. Претуру получили племянник диктатора Секст Ноний Суфен — тот самый, что проиграл выборы плебейских трибунов в 88 году; Гней Корнелий Долабелла — кузен одного из консулов; Марк Минуций Терм, вскоре отправившийся в Азию. Предполагается, что преторами стали также Мамерк и Марк Лепиды, Квинт Лутаций Катул, Гай Папирий Карбон, Гай Клавдий Нерон.[1306] Все они, за исключением Нония Суфена, были людьми достаточно родовитыми.

Повидимому, именно во время этих выборов произошел один крайне неприятный инцидент. Квинт Лукреций Офелла, только что взявший Пренесте и потому пользовавшийся популярностью у многих сограждан, также выдвинул свою кандидатуру на консульскую должность. Однако прежде он не был даже квестором, что вопиющим образом противоречило традиции. Сулла не желал его победы, о чем дал ему знать. Но Лукреций, очевидно, был опьянен успехом под Пренесте и поддержкой римлян. Кроме того, почему он должен уступать совершенно незначительному Декуле? Во главе толпы сограждан кандидат уже прибыл на форум, но тут его убил посланный Суллой центурион (по некоторым данным — сенатор Луций Беллиен). Толпа схватила убийцу, но диктатор заявил, что тот действовал по его приказу, ибо Лукреций проявил непослушание. И в назидание рассказал басню: «Вши кусали земледельца, когда тот пахал. Два раза он оставлял плуг, снимал исподнее платье и очищал его. А когда вши снова начали его кусать, он, чтобы не приходилось ему прерывать работу, сжег платье. И я советую тем, кого дважды победил,[1307] не просить у меня в третий раз огня» (Аппиан. ТВ. I. 101. 471–472; Ливии. Периоха. 89; Плутарх. Сулла. 33. 5–6; Дион Кассий. XXXVII. 10. 2; Асконий. 7).[1308] Возразить было нечего — диктатор имел право убить кого угодно без суда и следствия, что и случилось.[1309]

Сулла приступил, наконец, к реформам, которые должны были искоренить саму возможность всяких смут в дальнейшем. Все прекрасно помнили, что первыми затеяли распри братья Гракхи — плебейские трибуны. Ту же должность занимали Сатурнин и Главция, когда противостояли «лучшим гражданам». А уж о Публии Сульпиции, который вместе с Марием хотел лишить Суллу командования в войне с Митридатом, и говорить нечего. Вывод напрашивался сам собой: если трибуны — зачинщики смут, то надо лишить их такой возможности. И диктатор нанес удар. Отныне трибуны теряли право законодательной инициативы. Они не могли теперь собирать сенат. Ограничивалось право вето (интерцессии).[1310] Нетронутым осталось лишь право оказания трибунами помощи и защиты тому или иному лицу, ius auxilii ferend.[1311] В целом их деятельность ставилась в зависимость от предварительных решений сената. Но главное — трибунам запрещалось впоследствии занимать какиелибо иные магистратуры. Это лишало их надежд на всякую карьеру, а потому отбивало охоту у молодых честолюбивых людей занимать должность трибунов, на что, собственно, и делался расчет (Цицерон. Против Верреса. П. 1. 155; Ливии. Периоха 89; Аппиан. ГВ. I. 100. 467).

В то же время полностью ликвидировать трибунат диктатор не решился. Существование этого института было закреплено законом Дуилия еще в середине V века[1312] и потому хотя бы в силу давности освящено традицией. Кроме того, трибуны пользовались священной неприкосновенностью, что также придавало им авторитета. Наконец, для простого человека возможность обратиться к трибуну за помощью оставалась последней отдушиной. Поэтому лучше было максимально ослабить трибунат, чем полностью ликвидировать его. Нужно заметить, что при Сулле трибуны «знали свое место». У нас, например, нет сведений, чтобы хоть один из них попытался спасти проскрибированного.