Читаем Сулла полностью

Ночью, как пишет Плутарх, Сулла увидел во сне каппадокийскую богиню — это была «то ли Луна, то ли Минерва, то ли Беллона.[805] Сулле снилось, будто богиня, представ перед ним, протягивает ему молнию и, называя по имени каждого из его врагов, повелевает поразить их, и, пораженные молнией, они падают и исчезают» (Сулла. 9.8). Вполне возможно, что так оно и было — ведь сны отражают помыслы человека, а кто усомнится в намерении Суллы истребить своих врагов! Так или иначе, он продолжил марш на Рим.

Сульпиций и Марий, очевидно, не ожидали такого поворота событий. Конечно, они сами совершили незаконные действия, но насилия на улицах Вечного города уже совершались не раз, а вот поход на Рим римских же легионов был делом неслыханным. Плутарх пишет, что марианцы перебили многих сторонников Суллы (Марий. 35.7; Сулла. 9.1), но это скорее всего выдумка, призванная оправдать действия мятежного консула.[806] Они лихорадочно готовились отразить удар войск Суллы, но вряд ли ктото сомневался, на чьей стороне в случае столкновения будет победа. Сенат, явно не питавший симпатий к новым господам Рима, в то же время еще меньше хотел, чтобы в город ворвались солдаты Суллы, а потому вновь направил к нему послов. Встреча произошла, видимо, у пересечения Латинской и Лабиканской дорог, примерно в 25 километрах от Рима.[807] Эмиссары сената обратились к консулам с просьбой подождать с наступлением и не устраивать лагерь ближе, чем в 40 стадиях от города,[808] а тем временем будет восстановлена справедливость. Аппиан уверяет, что это было вызвано желанием Мария и Сульпиция потянуть время и лучше подготовиться к обороне (ГВ. I. 57. 255), но и тут наверняка мы имеем дело с очередным домыслом: подготовиться к отражению атаки опытных воинов Суллы простая отсрочка не помогла бы. Требовалось выставить равноценную им армию, о чем речи, разумеется, не шло. А вот договоренность с консулами позволила бы избежать крупных неприятностей.

Но Сулла и Помпеи были полны решимости идти до конца и, на словах пообещав не двигаться дальше, в действительности немедленно продолжили наступление (Плутарх. Сулла. 9.10; Аппиан. ГВ. I. 57. 256). Чтобы оправдать такое вероломство, они, видимо, и ссылались на то, будто переговоры — лишь уловка Мария и Сульпиция. Сулла отправил вперед своих офицеров Луция Басила и Гая Муммия, которые овладели Эсквилинскими воротами и стеной рядом с ними (Помпеи Руф тем временем захватил Коллинские ворота). «Хотя отряд Басила, ворвавшись в Город, стал одолевать врага, многочисленная толпа безоружного народа остановила его продвижение и оттеснила назад к стене» (Плутарх. Сулла. 9.11). Тем временем подошли наспех собранные отряды Мария и Сульпиция, навстречу которым вышли воины Суллы. Здесь, у Эсквилинского форума,[809] в первый и последний раз скрестили оружие лучшие полководцы Рима — «уже не как во время распри, но по правилам войны — под звуки труб, со знаменами впереди» (Аппиан. ГВ. I. 58. 259). «Гражданская война приобрела характер войны против внешнего врага».[810] А внешнему врагу римляне пощады не давали…

На что надеялся опытный Марий? Неужели он думал, что сумеет оказать успешное сопротивление закаленным ветеранам Союзнической войны? Вряд ли. Не исключено, что старый полководец рассчитывал на психологический эффект — быть может, воины Суллы ужаснутся при мысли о том, сколь неслыханное дело творят, когда увидят, что едва ли не весь Рим поднялся против них?[811] Так или иначе, но известного успеха он добился — толпа стала теснить воинов. Тогда Сулла «громким голосом отдал приказание поджигать дома и, схватив пылающий факел, сам кинулся вперед, а лучникам дал приказ осыпать кровли домов зажигательными стрелами.[812] Он не следовал заранее намеченному плану, но, потеряв власть над собой, предоставил своему гневу распоряжаться происходящим. Перед глазами его были одни враги, и он, нисколько не задумываясь о друзьях, родственниках, домашних, нимало не сочувствуя им, прокладывал себе путь огнем, не разбирающим правых и виноватых» (Плутарх. Сулла. 9.11–13).[813] В конце концов Сулла вызвал подкрепления и направил их в обход по Субурской дороге. Их удар решил исход схватки. Марий, оттесненный к храму Земли, призвал к борьбе свободных и будто бы даже рабов (в обмен на свободу), но поддержки не получил — вступать в бой с вооруженными до зубов ветеранами Суллы желающих не было. По Плутарху, к марианцам присоединилось лишь трое рабов, по Аппиану — ни одного. (Впрочем, обращение Мария к рабам, безусловно недопустимое с точки зрения римлян, могло быть очередной «уткой» сулланцев.)

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное