Страшное волнение овладело им. В висках стучало, в ушах раздавался шум, казалось, вся кровь прилила к голове. В эту минуту должно было решиться, будет он обладателем громадного богатства или нет.
Неужели он подвергался всем этим опасностям только для того, чтобы вернуться в Константинополь с пустыми руками?
Свет все приближался, и наконец уже можно было различить Мансура, который, согнувшись, медленно шел но узкому проходу.
Вдруг в нескольких шагах перед собой он увидел человека, преградившего ему путь.
— Кто тут? — спросил он, вынимая из кармана револьвер. — А, это ты, Лаццаро! Что ты здесь ищешь?
— Сокровища, Баба-Мансур! — отвечал грек. По тону этого ответа Мансур понял, что ему грозит большая опасность.
— Назад! — закричал он, вздрогнув и побледнев от охватившего его ужаса. — Выйди вон из прохода и дай мне пройти!
— Если я повернусь, ты меня убьешь! Нет, я хочу поделиться с тобой.
Вместо ответа Мансур прицелился в грека, приближавшегося к нему с угрожающим видом.
— Назад! — крикнул он.
Грек бросился вперед. Загремел выстрел, и в ту же минуту лампа, которую держал в руках Мансур, упала на землю и разбилась.
Пуля Мансура не задела Лаццаро, тот остался невредим, и во мраке завязалась отчаянная борьба, борьба не на жизнь, а на смерть.
Дервиши спали так крепко, что их не разбудил гром выстрела, а шум борьбы в подземелье не доходил до них.
Поэтому Мансуру нельзя было надеяться на помощь, и он напряг все силы, чтобы одолеть своего противника.
Со своей стороны Лаццаро знал, что смерть его неизбежна, если Мансур одержит верх.
Несколько минут слышался глухой шум борьбы, наконец все стихло.
В конце подземного хода показался Мансур, бледный, в разорванной одежде, с окровавленным кинжалом в руке.
Мансур стер кровь с кинжала и привел, насколько это было возможно, в порядок свое платье. Затем он подошел к спящим дервишам и, разбудив их, велел собираться в путь.
Верблюды тотчас были навьючены, и маленький караван двинулся по пустыне.
Дервиши спросили о Лаццаро, но Мансур ответил им, что с ним произошло несчастье, и они замолчали. Дисциплина, ослабевшая во время ужасного заключения, была восстановлена, и дервиши не смели расспрашивать своего повелителя.
Через несколько дней Мансур счастливо достиг гавани, где ожидал его нанятый им пароход, и вернулся в Константинополь.
XX. Покушение на жизнь принцев
Поздно вечером в субботу 13 мая 1876 года у входа в развалины Кадри остановился экипаж, на козлах которого рядом с кучером сидел черный слуга.
Это был экипаж султанши Валиде.
— Здесь мудрый Мансур-эфенди? — спросила она подбежавшего старого, оборванного дервиша.
— Да, повелительница! Мудрый Баба-Мансур недавно счастливо вернулся из своего большого путешествия! — ответил дервиш.
Негр соскочил с козел и открыл дверцу кареты. Султанша Валиде вышла из экипажа.
— Веди меня к Мансуру-эфенди! — приказала она дервишу.
В первый раз султанша искала льва в его логове, в первый раз проникала она в мрачные развалины Кадри.
Дервиш показывал ей дорогу, слуга-негр шел позади. Она прошла мимо вертевшихся и кривлявшихся дервишей, мимо других, которые пели и призывали Аллаха, и наконец достигла башни Мудрецов, где находился Мансур.
Тут она увидела странное зрелище.
Старый дервиш, помешанный и потому считавшийся святым, лежал около полуобвалившейся стены, положив левую руку на землю, и правой ударял кинжалом с такой быстротой, что едва можно было уследить за его движениями. С неописуемой ловкостью вонзал он блестящую сталь в землю между растопыренными пальцами левой руки.
Он был так поглощен этим занятием, что не видел и не слышал ничего, что происходило вокруг него.
Султанша, проходя мимо, бросила ему золотую монету. Он подобрал ее и, кивнув несколько раз головой, покрытой длинными седыми волосами, снова взялся за кинжал.
— Как имя этого несчастного? — спросила султанша у сопровождавшего ее дервиша.
— Алаи, повелительница! Но он не несчастен, он один из самых счастливых!
— Знает ли он, что делает?
— Его душа у Аллаха! — отвечал дервиш, указывая на небо.
Дверь башни отворилась, и султанша вошла в зал совета.
Мансур находился там.
— Благословляю вечер, в который я удостоился высокого посещения вашего величества! — сказал он, почтительно кланяясь султанше.
— Наступило тяжелое и опасное время, — начала султанша, по своей привычке сразу приступая к делу. — Я хочу переговорить с тобой!
— Посещение вашего величества для меня великая милость! Потеря доверия султана тяжело поразила меня, но это новое доказательство вашей благосклонности подняло мой упавший дух! — продолжал бывший Шейх-уль-Ислам.
— Перейдем к делу, Мансур-эфенди, — прервала его султанша. — Я приехала сюда сама, а не позвала тебя в мой дворец, потому что я хотела, чтобы наше свидание осталось тайной. Ты знаешь, какое бурное время наступило! Война и смуты охватили все государство, и происходят события, которые очень меня беспокоят.
— Что же беспокоит тебя, повелительница? Одари меня своим доверием!
Султанша опустилась на диван, Мансур остался стоять перед ней.