...султан моей души (СИ)

— Когда близкий человек умирает, мы скорбим по нему, скучаем, тоскуем, — и получалось у неё хорошо. Он отпрянул от неё, и Лале посадила Раду так, чтобы они смотрели друг другу в глаза. — Понимаешь, Раду, пока вы с братом не приехали, здесь жил другой шехзаде, он хотел, чтобы я стала его женой. И знаешь, я тоже этого хотела, — она взяла в ладонь его ручку и стала перебирать пальчики. — Может, я не совсем правильно понимала это, однако очень хотела. Но шехзаде умер, оставил меня, а я, — ложь, большая и наглая ложь, но ведь Хасан хотел бы услышать что-то такое? Или он был бы рад, будь она с любимым человеком. Однако жизнь приняла иное решение… — я не хочу ни за кого другого. Буду теперь одна, но помнить его, — Раду опустил голову и уткнулся в девичье плечо.

— Одна-одна? До самой старости? — удивлённый шёпот, совсем не верит.

— Если дядя позволит, так тому и быть, —Лале остановилась, прежде чем поцеловать мальчик в макушку, но потом решилась.

— А мне разрешат с тобой остаться? — может, он и не говорил, но скучал по старшему брату. Пусть тот и отругал его перед отъездом. И не понимает ведь, за что. Что такого плохого в том, чтобы узнать это место получше? Даже Лале-хатун помогает ему!

— Я тебя так просто не отдам, хороший мой, — запнувшись, но назвала-таки. Может, поэтому Раду так быстро и привязался к ней.

†††

В Манисе султан Мурад старался жить спокойно, отдалившись от управления империей. Однако границы защищать продолжил. Поздравления с победой присылали все, но радостнее всего было читать письмо Лале. Да не оставит Аллах это светлое дитя. Однако, не успев получить поздравления, пришли другие письма. Мужчина не раз тяжело вздохнул. И не раз спросил верного помощника, как поступить. Но что тот мог предложить? Он верил: господин примет верное решение.

А в Эдирне Лале то запиралась в своей комнате, то сбегала в заброшенный домик. Шахи-хатун и Дайе-хатун всё реже ходили туда. Что́ только на руку самой Лале. Водить в домик она стала и Раду, но только иногда. Тот так любил играть с Гюзалик, а какой потом счастливой бегала вокруг сама собака! Только портрет не показывала. И наброски другого тоже скрывала. Димитрис очень переживал: ведь она приходила за тем чудесным составом. Портрет Хасана так просто не найдут, а вот судьба второго будет непредсказуема. Но художник ещё больше переживал потому, что видел огонь в глазах госпожи. На портрете маленького Раду ничего не закончится, а только начнётся. Но разве может этот слуга ей отказать?

И пока Лале пряталась от всего османского двора, даже с Сафие-хатун не виделась, в Манисе султан Мурад думал беспрерывно.

В своих покоях он, сгорбившись, сидел на кровати и перебирал чётки. Бусина за бусиной. Ох, как хотелось ему оказаться сейчас в Эдирне, в тюрбе. Отец не мог дать ответ за сына. Хасан… Сложившаяся ситуация пугала. Что же Мехмед учудил?

А ведь и он, Мурад II, хотел бы, чтобы племянница стала женой его приемника. Но заставлять её падишах не посмеет. Спрятав лицо в ладонях, несчастный отец воззвал к воле Всевышнего:

«О, Аллах, ведь мой сынок не пожелал бы такого для неё?»

Нет, Хасан бы не посмел. Но знай он о подобной ситуации, что мог бы посоветовать?

†††

— Ходжам Димитрис, — Лале поприветствовала учителя и, раз никого в мастерской не оказалось, поспешила передать записку. Она не спрашивала у грека, почему он так рискует, чтобы помочь ей, но не переставала думать о возможности отблагодарить его. Она передала письмо Владу: Раду здоров и весел, не отлынивает от учёбы и ведёт себя хорошо.

— Лале-хатун, решение вашего дяди уже известно? — мужчина спрятала вверенную ему записку и продолжил работу над новой картиной. Великий визирь хочет сделать подарок византийскому послу. Хрупкий мир в преддверии войны?

— Сегодня султан Мехмед пожелал, чтобы я со своей наставницей и Раду пообедали вместе с ним. Как сказала Шахи-хатун, пришло письмо из Манисы, — Лале поёжилась. Весна только вступала в силу. Но не холода погоды, а души заставляли её частенько вздрагивать.

— Неопределённость закончится, это хорошо, — грек кивнул своим мыслям, а затем осторожно спросил: — Письмо ведь юному Владу? Хотите передать что-нибудь ещё? — этот учитель так ценит юность. Лале чуть покраснела и заправила прядь за ухо.

— Не совсем понимаю вас, ходжам Димитрис, — девушка отвернулась, вопрос был явно лишним. И мужчина извинился.

— Я уверен, из Манисы вы получите поддержку. И шейхуль-ислам вместе с кадиями не станут возражать, — конечно, он мог и напутать в чинах, которые выносят решения по подобным вопросам. Но в целом прав. Лале улыбнулась учителю на прощание и отправилась за Раду, к встрече с падишахом всё же надо готовиться.

†††

Даже наряжаться не стала: Шахи-хатун всё сетовала и до последнего просила одуматься. Но вот теперь они сидят за столом и в молчании обедают с юным султаном. Тот смотрит с интересом, зло даже. Но Лале лишь дышит тише и спокойнее. Раду с любопытством поглядывает на каждого, исподлобья. Встречается взглядом с султаном и тут же прижимает голову к плечам, Мехмед смеётся.