Сулус

Ночь притаилась въ тайг. Но вижу, какъ сверкаютъ ея глаза, какъ змятся черныя кудри, какъ жестоко смются ея пьяныя уста. Иногда она подымается вмст съ туманомъ и скользитъ среди елей и березъ, и тогда слышно ея неровное дыханье. И шопотъ ея похожъ на шуршанье печальныхъ травъ. Вотъ она стоитъ надъ озеромъ и гадаетъ. Изъ-подъ темно-синихъ соболей блетъ воздтая къ звздамъ рука. И кто-то рядомъ притаился въ темной дох и бряцаетъ шаманскимъ бубномъ. Вотъ сейчасъ пойдетъ ворожея по млечному пути, поведетъ за собой ночной хороводъ, влюбляя въ себя міръ. Какъ царственная траурная птица ретъ надъ землей, вознося высоко благую всть надъ полями, озерами и праматерью тайгой.

А по низинамъ и проваламъ, гд таежныя трещины таятъ ядовитыхъ змй и гд вчно курится дурманное курево, засли демоны и чудовища-абасыларъ. Иные спустились сюда съ юга, иные поднялись сюда съ свера. Сверные – страшне. Они становятся багряными отъ непонятной вражды къ міру и хотятъ смерти и опустошенія. Они знаютъ, что на тыльной сторон неба таятся иныя племена абасыларъ. Эти племена нечистыхъ духовъ вчно созерцаютъ опрокинутое темнотусклое солнце. А глубоко внизу, въ незыблемой широкой пропасти, зимуетъ и лтуетъ великій абасы съ алымъ ртомъ на темени, съ глазами на вискахъ. У ногъ его кипитъ кровавое море.

И вотъ теперь мы демъ по тайг, нарушая безмолвіе, – и вс демоны подымаютъ отъ земли свои тяжелыя головы и озираются. Они готовятъ на лон земли великое шаманство. Они снаряжаются въ путь, дабы итти во мрак къ блому камню. Лохматые, они зеленютъ, какъ старые полуистлвшіе пни, ожидая своего срока. Часы водятъ вокругъ нихъ мрный хо-роводъ, топоча копытцами.

Сулусъ видитъ абасыларъ и боится ихъ. Она въ страх плотне прижимается ко мн.

– Не бойся, Сулусъ – говорю я ей: – абасы не возьметъ тебя. Пусть онъ зарится на зеленое болотное отродье, а ты – моя невста. Я не отдамъ тебя никому.

Когда мы пріхали къ Матвю, солнце уже садилось и за тайгой дымилось и алло небо. Матвй работалъ въ кузниц, но, увидвъ меня, бросилъ работу и повелъ въ юрту.

На нар лежала больная жена Матвя. Я уже два мсяца не видлъ ея и мн показалось теперь, что она похожа на жену доктора. Отъ лихорадки глаза ея расширились и казались пьяными.

– Какъ твое здоровье, Марія? – спросилъ я, невольно робя, чувствуя рядомъ съ ней толпу абасыларъ. Мн казалось, что иные демоны уже прильнули къ ея сердцу и пожираютъ ея душу.

– Худо, – сказала она и съ укоризной посмотрла на меня – худо. Но сегодня прідетъ Симонъ, и я врю, онъ вернетъ мн жизнь.

– Я знаю, что сегодня будетъ у васъ Симонъ. И я нарочно пріхалъ, чтобы встртить его здсь.

Матвй досталъ водки и копченой рыбы, и мы стали ужинать, проливъ въ камелекъ нсколько капель дурманной влаги.

Матвй былъ печаленъ. Онъ встртилъ утромъ попа, и тотъ ему сказалъ, что онъ знаетъ про его знакомство съ Симономъ. Прідетъ засдатель и попъ донесетъ ему на Матвя.

– Берегись, дагоръ, онъ и на тебя пожалуется, – прибавилъ Матвй съ угрюмой улыбкой.

Но Сулусъ разсердилась:

– Мой женихъ никого не боится. И онъ убьетъ засдателя, если засдатель сдлаетъ ему злое.

Должно быть повялъ западный втеръ: дымъ изъ камелька пошелъ въ юрту. Стало душно и темно.

Сулусъ притихла, и вс мы молча ожидали Симона. Наконецъ, онъ пріхалъ, этотъ сдой вдунъ, съ которымъ насъ сблизила прошлогодняя таежная зима.

Симонъ поставилъ длинный шестъ у юрты и прикрпилъ къ его концу чучело гагары.

– Ты будешь сегодня лтнимъ шаманомъ, – сказалъ мн Симонъ, лукаво улыбнувшись.

Но я не расположенъ былъ сегодня шутить.

Мы сли вокругъ больной, на землю. И я замтилъ, что Симонъ прикрпилъ къ своему плащу мдную бляху въ вид рыбы, которой я раньше не видлъ у него.

Разливъ по ковшамъ пьяную арги, Симонъ ударилъ в бубенъ и заплъ.

Отъ пахучихъ корешковъ, которые Симонъ бросалъ въ огонь, отъ его жуткаго напва и отъ близости влюбленной Сулусъ у меня начинала кружиться голова:

Уже два раза мы вс – по знаку Симона – принимались пть; уже трижды летала гагара къ дальнимъ озерамъ и спускалась подъ воду въ черное царство абасыларъ; уже много разъ Матвй брызгалъ во вс углы зачарованную арги…

Я взглянулъ на Симона и по странному блеску его глазъ, по мрнымъ движеніямъ рукъ и по вздрагивающимъ краямъ губъ заключилъ, что гагара уже несетъ его духъ въ подземный міръ, гд царствуетъ иное солнце и гд время ведетъ свой хороводъ по инымъ кругамъ.

Вольная билась въ судорогахъ, и на плеч ея странно алло пятно отъ огня въ камельк.

Взглянувъ на Симона, восхищеннаго демонами, я вдругъ почувствовалъ надъ собою власть абасыларъ. Передъ моими глазами мелькала бахрома на рукавахъ плаща Симона; я вспомнилъ почему-то, что эта бахрома означаетъ когти вщаго коршуна, и это было послднимъ мигомъ сознанія. Потомъ я вошелъ въ шаманскій кругъ, подчиняясь вол Симона.