Привязав водителя машины (он, наконец, перестал мычать и заикаться и назвался Вовиком) обрывком электрического кабеля к кубовой вагонетке, я достал трофейный пакет с едой и отдал его женщинам. Сунув в него руку, Ольга первым делом вытащила обгрызенную Вовиком палочку колбасы. Вытащила и застыла, брезгливо рассматривая глубокие следы его зубов. Я отобрал колбасу, отрезал обгрызенный конец и сунул его Вовику в рот, а нетронутый его длинными желтыми зубами кусок протянул Ольге. Но в это время откуда-то сбоку появился озабоченный Николай и, перехватив у нее колбасу, принялся жадно ее пожирать. Съев ее до конца, вплоть до кусочка веревочной завязки, он сказал:
- Хреново дело...
- Что случилось? - удивился я
- Ультиматум повесили.
- Какой ультиматум?
- Инку...
- Инку повесили??? - вскричали мы с Ольгой.
- Да. За ноги со второго этажа. Молчит пока. Но вся красная... Как помидор...
- И давно повесили?
- Минут сорок назад.
- Блин! А что-нибудь требуют?
- Что-что... Бабки требуют. На соседнем окне табличка висит: "Доллары или смерть!" Пошли туда, там разберемся, - сказал Коля , вставая.
***
Оставив женщин стеречь Вовика мы, стараясь держаться друг от друга подальше, вошли в окружавший Контору подлесок. Подобравшись к его краю, увидели, что из окна второго этажа теперь свешивается не Инесса, а Шурик собственной персоной.
- Смотри! - усмехнулся я. - Шуру перезомбирует!
- А, может быть... - вдруг посерьезнел Коля. - Может быть, Инка, того... дуба дала?
- Типун тебе на язык! - испугался я.
- Ладно, ладно, - успокоил меня Коля. - Что делать будем?
- Давай, я постараюсь с заднего двора в дом попасть, а ты постарайся переговоры с ними начать. Если что, отдавай доллары, Ольга тебе покажет, где я их закопал. Короче, действуй по обстоятельствам.
И, пожав друг другу руки и обнявшись на прощание, мы разошлись.
Я стороной обошел здание конторы и крадучись, подошел к окну тускло освещенной раздевалки. Как только я вынул нож из ножен, чтобы с его помощью вынуть стекло, из раздевалки послышались шаги - кто-то осторожно шел по раздевалке.
"Обход, - мгновенно пригнувшись, подумал я с удовлетворением. - А может, вдарить из автомата? Нет, Стрелять через стекла глупо... Мало шансов... И остальные набегут. Надо влезть в дом и мочить наверняка".
Как только звуки шагов стихли, я начал осторожно вынимать стекло. К счастью, внутреннее стекло двойной рамы отсутствовало и потому не прошло и пятнадцати минут, как я стоял в раздевалке. Подойдя к двери, ведшей к аккумуляторной, я чуть приоткрыл ее и начал напряженно вслушиваться. Не уловив ни звука, вошел в помещение и тут же в мою спину уткнулось дуло пистолета и раздался чрезвычайно довольный голос Худосокова:
- Попался, рябчик! Давай-ка сюда свою артиллерию.
Отняв автомат, он повел меня на второй этаж. Когда мы поднимались наверх по залитым кровью ступенькам, Худосоков выдавил с ненавистью:
- Это Лешего и Юрчика кровь... Им ваш бешенный ноги перебил. Запомни эту кровь, Черный... Леший - брат мой названный. Я всем вам оглобли перед смертью перебью...
И с силой ударил меня сзади ногой в голень.
Хромая, я поднялся на второй этаж. Там, перед лестничной клеткой была сооружена баррикада из мебели. За ней находились маленький, очень смуглый человек с "Калашником" и здоровенный плешивый детина с бегающими поросячьими глазками. Увидев меня с Худосоковым, маленький обрадовался и сказал:
- Еще один! Молодец, Ленчик! Веди его до Моха.
Когда он произнес "Еще один!", я сжался, как от удара и подумал: "Коля! Они и Колю взяли!"
- Ты, давай, смотри тут в оба, варежку не разевай! - приказал ему Худосоков. - Там у них один гаденыш остался - муху в лет бьет - и две бабы...
Услышав эти слова, я вздохнул с облегчением и направился к кают-компании.
Наверху, в коридоре, перед дверью в кают-компанию в луже крови лежали на спинах Елкин и буйная женщина Юля. У них были перебиты ноги. У Юли из кровавого месива ран торчали белые кости. Она была мертва. Елкин был жив и немигающим взглядом смотрел в потолок.
- Моя работа! - подведя меня к ним, удовлетворенно улыбнулся Худосоков. - А сучку эту я знаешь чем кончил? В вагончике отломал кусок жести, согнул зубами вдвое и когда она вкатилась, вдарил в ее сучье брюхо!
- А сюда зачем ее принес?
- Как зачем? Для коллекции! И ты скоро с друзьями в нее попадешь, гы-гы-гы!
"И этот тип когда-то пек нам оладушки..." - подумал я о Худосокове и присел над Елкиным. Он медленно перевел взгляд на меня, слабо улыбнулся и смущенно сказал по слогам:
- Это я пушку Юдолину оставил... Чтоб не пропал в тайге.
И улыбнулся, но уже лукаво, настолько, конечно лукаво, насколько это мог себе позволить умирающий. Улыбнулся и спросил:
- Ма... ши... ну... ку... пишь?..
- Куплю, Ваня, куплю. Почем?
- Ши... шишки, три... Ело... еловые
- У меня одна только...
- Давай... - сказал Елкин одними губами и, взяв шишку в слабеющую ладонь, умер.
Я прикрыл Ване веки и хотел, было немного помолчать над его телом, но получил сзади удар ногой в копчик и упал прямо на покойного...