Сумасшедшее фортепиано и другие рассказы

Бося жил в «Ватикане», почти в центре города – это был целый квартал домов, простроенных в форме каре, с одним общим огромным двором, в котором, не мешая друг другу, размещались столовая, детсад, продуктовый и промтоварный магазины, и бытовой комбинат. Попасть в это «государство» можно было только через единственные ворота, охранявшиеся милицией, и жили тут, в основном, одни «шишки».

Отец у Боси занимал какой-то пост в облисполкоме, а мать была деканом одного из факультетов университета; так что их семья занимала не самое последнее место в иерархии обитателей «Ватикана».

У Огарёвых (такая фамилия была у родителей Боси) только одна проблема – их сын: Бося был троечник и «луддит», как называл его отец. «Пофигист по жизни» – как характеризовал он себя сам. Ему нравилось таскать интересные книжки из университетской библиотеки, пользуясь материным положением, нравилось бродить по гигантским заброшенным стройкам и огромным городским свалкам: мать только за голову хваталась, когда, в очередной раз, он приволакивал домой свои новые «трофеи». Предметом его гордости были напольные часы, похожие на гроб; они, естественно, не шли, пожалуй, уже с полвека, но выглядели впечатляюще. А как Бося вёз их через весь город – это отдельная история.

И ещё – по Босе сохло полшколы девчонок; он был прост в общении, и легко сходился с самыми разными людьми, а лучшим его другом был кочегар из котельной «Ватикана» дядя Женя.

На проходной, у ворот, маялся от безделья и скуки молоденький сержант:

– Куда идём? – оживился он при его появлении.

– К Огарёвым.

– Запишись. – сержант придвинул к нему толстую амбарную книгу, куда записывались все посещавшие «Ватикан», но не жившие в нём.

Он взял ручку, привязанную к талмуду ниткой, и написал свою фамилию и фамилию тех, к кому шёл.

– Иди… – сержант опять поскучнел и отвернулся к стене, пытаясь подавить зевок.

В «Ватикане» было тихо: городской шум почти не проникал через стену домов и двор, усаженный липами, походил на санаторный парк. Здесь ходили неторопливо, словно прогуливались, и он, незаметно для себя, тоже замедлил шаг, проходя по тенистым аллеям «Ватикана».

Очутившись в знакомом подъезде, он так же не спеша поднялся по лестнице, не став дожидаться лифта, и постучал в дверь квартиры Огарёвых.

– Сейчас! – услышал он Босин голос из глубины квартиры. Раздались шлепающие звуки, и дверь распахнулась:

– Здоро`во! Проходи! Предки на барщине. – сообщил Бося; «барщиной» он называл любую работу.

– Так чего ты там такое нашёл? – спросил Бося, ведя его в свою комнату.

«Сказать ему или нет?» – подумал он, а язык сам собой повторил ложь:

– Да приставка к фотоаппарату для макросъёмки… Трояк есть, и всего полтинника не хватает…

– У меня только рубль. – сказал Бося.

– Ну, так я тебе сдачу обратно занесу…

– Держи, – Бося достал из какой-то книжки рубль и протянул ему.

«Может, всё-таки сказать? Так ведь у него один рубль, на два диска всё равно не хватит… А я ему потом на катушку перепишу». – успокоил он свою совесть.

– Пошли, кофе попьём. Импортный. Отец в распределиловке купил. – потащил его на кухню Бося. В коридоре он глянул на часы – два.

«Ещё час есть».

Они сели пить кофе; окно кухни выходило в мир и сквозь открытую форточку в кухню влетал тополиный пух…

Попив кофе и поболтав с Босей о разной ерунде, он засобирался.

– Ну ладно, – сказал Бося, проводив его до дверей: – До пока! Принеси хоть посмотреть эту штуку.

– Какую штуку? – не понял он, вызывая лифт.

– Ну, эту… Приставку к …

– А! – дошло до него: – Ладно, принесу…

От «Ватикана» до «Орфея» было недалеко и он решил пройтись пешком, стараясь держаться в тени домов – солнце палило нещадно, и в воздухе висела влажная духота; лужи высыхали моментально, оставляя после себя на асфальте тёмные пятна.

Завернув за угол, к магазину, он увидел толпу – до открытия оставалось ещё полчаса, но у дверей стояло не меньше полсотни народу.

«Ну, блин! – подумал он: Не хватит…»

Отчаянье снова стало овладевать им, но он всё-таки постарался как можно ближе продраться сквозь толпу к закрытым дверям магазина.

В толпе, в основном, была фарца: они скупали все новинки и загоняли их потом втридорога – двадцать, тридцать рублей за диск. Раз в десять дороже магазинной цены. И брали «пласты» не малыми партиями – по три, по четыре коробки сразу.

Прижатый чуть ли не к витрине магазина, он глядел в глубь; за десять минут до открытия появились продавщицы – они сновали из отдела в отдел, поправляя что-то на стеллажах.

Толпа зашевелилась и ещё плотнее сгрудилась у входа.

Наконец двери открылись, и народ хлынул внутрь, чуть не затоптав открывавшую двери продавщицу.

Зажатый со всех сторон телами он и не заметил, как оказался в торговом зале. Никто не торопился в отдел классики – все рвались к кассе отдела популярной музыки; появилось некое подобие очереди, заклацали клавиши кассового аппарата, зашуршали и зазвякали деньги, продавщицы еле успевали накалывать чеки на стальную спицу и подносить из подсобки новые коробки с пластинками.