Сумасшедшее фортепиано и другие рассказы

– Ты хлеб купил?

– Мам… Нет… Я купил пластинку… – он показал ей конверт.

Мать улыбнулась:

– Понятно…

Он вскочил на ноги:

– Хочешь, я сейчас сбегаю? Я быстро!

– Сиди уж! – махнула рукой мать; – Займу у соседки…

– Может всё-таки сбегать?

– Куда? Все магазины закрыты – девятый час уже…

– Девятый?! – ужаснулся он.

– Вот вернётся отец… – пообещала мать, выходя из квартиры.

«Какая же я скотина! Я же должен был в два часа…» – вспомнил он, бросившись к телефону, но замер в нерешительности перед ним: звонить или нет?

«Я ведь так её обидел… Она не захочет со мной говорить… И будет права…»

Он поплёлся в свою комнату и сел у окна: на западе догорал багровый закат, солнце быстро падало за горизонт… В домах зажигались огни, и квадраты окон светились в ультрамариновых сумерках…

Вернулась мать, зашла к нему в комнату и потрепала его шевелюру:

– Постригся бы… Есть хочешь?

– Нет, спасибо, мам… Не хочется…

– Ложись-ка тогда спать; уже поздно…

– Да, – кивнул он головой…

Один вечер трудного дня из жизни… Один, ушедший в прошлое, день… Но завтра будет другой, а за ним – великое множество дней… Разных и не похожих друг на друга… Радостных или не очень, – неизвестно, но всё равно приятно, когда впереди целая вечность…

Мать ещё долго что-то делала на кухне, а он лежал в своей постели и, сквозь наступающую дрёму, думал:

«Я пойду завтра к ней… Попрошу прощения… И подарю ей этот диск… Она поймет… Она поймет, когда услышит «Can't bay me love»… Любовь не купишь… Она поймет…»

КАИН И АВЕЛЬ

…Отца хоронили в пятницу; шёл мелкий моросящий дождь – будто бы на один день апрельская оттепель обернулась осенью…

Пётр стоял у края могилы, отрешённо глядя на гроб, где лежал отец, чьё восковое лицо блестело от мелких капель воды…

Старухи-плакальщицы заученно причитали в полголоса, утирая слёзы краешками платков, мужики и бабы молча стояли вокруг…

Всё как-то затянулось; чего-то ждали – никто не решался нарушить повисшую паузу, только вороны, безразличные и равнодушные ко всему происходящему, изредка каркали с ветвей голых берёз.

– Петя… – тронула за рукав Петра жена: – Попрощайся с отцом…

Пётр вздрогнул, словно очнувшись от оцепенения и как-то покорно, не по своей воле, шагнул к гробу и, встав на колени, поцеловал отца в холодный мокрый лоб…

Плакальщицы завыли чуть громче: мужики заколотили гроб крышкой и взялись за верёвки… Гроб, качаясь, нырнул в яму, и первый ком сырой земли шмякнулся о доски со звуком куска мяса брошенного на прилавок… Петра передёрнуло и он, не дожидаясь никого и не оборачиваясь назад, побрёл с кладбища в село…

За спиной врезались в вывороченную землю звонкие штыки лопат… Сорвавшиеся с деревьев вороны понеслись дикой круговертью над грязным полем в лишаях ещё не растаявшего снега…

Кто-то шёл за ним, – это была Мария,– но она не посмела окликнуть его и только брела следом.

Грязь, вперемежку с прошлогодними листьями, липла к сапогам и мешала идти… С кладбища доносился стук топора – вбивали в землю сосновый, пахнущий смолой, жёлтый крест…

– Ну, люди добрые, помянем раба божьего Илью… Пусть земля ему будет пухом… – негромкий гомон стих, все сжали в руках стаканы с водкой; кто-то перекрестился…

Пётр сидел за столом, погрузившись в оцепенение и видел всё происходящее сквозь тугой, вязкий туман… Поднесённую кем-то водку проглотил, не ощутив вкуса, взялся за вилку, потом бросил… Руки плетьми лежали на столе, не желая слушаться…

А за столом ожили – то тут, то там завязались разговоры:

– …Да, весна-то нынче того…

– …Вишь ведь, коллектор лопнул! Ни дна ему, ни покрышки…

– …Уже вторую курицу задрал, пёс холерный!..

– …Надь, ты завтра в райцентр поедешь?..

Мария сновала из кухни в зал, обнося поминающих горячим – пар от рассыпчатой картошки с тушёнкой вился над столом.

– Поел бы ты, Петя, – коснулась она его плеча: – Вторые сутки уж ничего не ешь…

– Да, Петя, золотой у тебя был отец…– Матвей Палыч, колхозный агроном и давний друг отца, смахнул заскорузлым корявым пальцем пьяную слезу:

– Справедлив был… Царствие ему небесное…

Пётр с трудом, через силу, проглотил картофелину и снова отложил вилку: не мог он сейчас есть – кусок поперёк горла вставал…

– А Иван-то чего не приехал? А, Петь? Ты ему тилиграмму-то давал?

– Давали, – закивала головой Мария: – да, видно, дела какие-нибудь в городе задержали…

– Э, город-то он того, засасыват…

– Это ты уже вторую засасываешь, хоть бы людей постеснялся!

– Да ну тя к лешему!..

Иван. Брательник младший… Пётр впервые за последние два дня улыбнулся… Братишка… Где-то ты сейчас?.. Почему не приехал?.. И на телеграмму не ответил… Мария же и отправляла её…

Пётр поднял голову – в красном углу, пониже закопчённой иконы, висели фотографии в простенькой рамке; вот отец с матерью, молодые, серьёзные… Вот и они с Ванькой – ещё под стол пешком ходят, а там – постарше – школа. Третий класс, а Ванька – в первом…