Читаем Сумасшедший декабрь полностью

Сумасшедший декабрь

Наталья Евгеньевна Шагаева , Наталья Шагаева

Прохожу в гостиную, ложусь на диван рядом с дочерью, которая смотрит мультики, целую ее в макушку и прикрываю глаза. В голове полная прострация. Максим, конечно, прав в плане того, что нужно сразу уходить. Но на деле это выходит гораздо сложнее. Выходя замуж, обустраивая совместное жильё, рожая ребёнка и строя планы на будущее, мы даже не предполагаем, что все придется вычеркнуть и начать все заново. И как это сделать безболезненно — никто не знает. Многие так и не решаются все разрушить и просто закрывают глаза.

Не могу закрыть глаза, даже ради ребёнка. Не могу еще и потому, что сама отдалась другому мужчине и как-то растворилась в нем на эмоциях. Теперь понимаю, что он существует, может быть все иначе, и не принимаю суррогатов. Наш брак явно был неполноценен в плане чувств и ощущений.

*******

Впервые в жизни с утра собираюсь так тщательно, подбирая белье, макияж. Чулки. Купила их год назад, так и ни разу и не надев. Туфли зимой, как хотел Макс, конечно, будут лишними, но длинные сапоги… Со строгой юбкой и бордовой блузкой — то что нужно. Все это, безусловно, совершенно не пишется с зимой. Но мерзнуть на остановках я как бы тоже не собираюсь. Волосы вверх, помада на губы, пару капель духов на шею, улыбаюсь себе в зеркало. Пусть этот чертов мир подождёт. Хочется еще один день чувствовать себя желанной женщиной.

Чмокаю спящую дочь в нос. Морщится, отворачивается от меня. Выхожу в прихожую, надеваю пальто и сапоги.

— Кристина. Ты куда в таком виде? Там сегодня морозно. Беречь себя нужно, — качает головой свекровь, выходя из ванной.

— Ничего, не замёрзну, — отмахиваюсь и покидаю квартиру под ее прищуренным взглядом. Нет, я не хочу никого надурить. Я, в принципе, не девчонка, чтобы скрываться. Но и вот так, в открытую, тоже пока не могу. Подумаю об этом завтра. А сегодня я просто проживаю еще один день терапии.

Спускаюсь вниз. Выхожу из подъезда. Замираю на секунду, глубоко вдыхая. Посматриваю на часы. Без десяти девять, а мой сумасшедший мальчик уже здесь. Машина затонирована, не вижу его. Иду к машине, а сердце замирает, как у школьницы на первом свидании, дух захватывает. Это состояние пьянит, будоражит. Давно ничего подобного не испытывала. Мне кажется, вообще никогда такого не испытывала, даже в юности. Были, конечно, парни… Но в тридцать это все ощущается, словно на каком-то другом уровне. Острее. Осознаннее.

Открываю дверцу, сажусь. Вдыхаю. Запах дурманит. Терпкий парфюм. Боже, как же пахнет этот мерзавец. Такой весь открытый, не скрывает ни одной эмоции. Красивый, молодой, наглый, необузданный.

Смотрит на меня так…

Молча тянется ко мне, перехватывая подбородок. Прикрываю его наглые губы ладонью, закрываю глаза, отрицательно качая головой.

— Не здесь. Поехали.

Отстраняется. Хмурится. Такой взрывной. Да понимаю я все. Ему, как мальчишке, хочется демонстрации отношений. А мне так нельзя. Заводит двигатель, трогается с места. Не смотрит на меня, дышит глубже. Наблюдаю, как сжимает руль. Руки у него сильные; массивные часы на металлическом браслете придают ему брутальности и мужественности. Откидываюсь на сиденье, прикрываю глаза. Господи, эти руки столько всего могут сделать со мной. Никогда не подозревала, что способна вот так плавиться в чьих-то руках. Каждое прикосновение, словно разряд тока.

Останавливается возле кафетерия, молча выходит, оставляя меня в машине. Не смотрит на меня. Такой злой мальчик. Не позволили ему поцелуй. Усмехаюсь. Даже не помню, чтобы мне с Юрой когда-то было так сладко.

Возвращается с двумя большими стаканчиками кофе и коробочкой.

Вручает мне стакан с кофе, опускает коробку на мои колени. Открываю. Маленькие рулетики с корицей. Запах обалденный. Съедаю один, еще тёплый рулетик, запивая кофе, блаженно прикрыв глаза. Вкусно, сладко.

Молчим.

Разговаривать совсем неохота. Мне очень комфортно с ним молчать. Беру один рулетик, подношу к губам Максима, секунда — и его настроение кардинально меняется, в глазах загорается огонь. Открывает рот, съедает выпечку, облизывая мои пальцы. Запивает кофе, хватает меня за лацканы пальто и целует. Грубо, собственнически, как будто что-то доказывает. Вторгаясь мне в рот, всасывает губы, лишает дыхания. Наш поцелуй со вкусом корицы и кофе. Долгий, обжигающий.

Отрывается, заглядывает мне в глаза.

— Доброе утро, — хрипло шепчет. — Я скучал.

— Какие планы? — интересуюсь я, стирая с его губ помаду. — Зарплата пришла. Мне в торговый центр надо.

— Без проблем. Но сначала съездим в больницу к очень хорошей женщине.

— Что за женщина?

— Люба, наша домработница, с давлением слегла. Она мне заменила бабушку. Я обещал ей познакомить вас. Совершенно не знаю, что нужно ей привезти, чем порадовать. Поможешь?

— Да, конечно, — киваю. Мне и отказать неудобно, поскольку близкий ему человек в больнице. И знакомиться… это что-то личное и уже очень серьезное.