Я бы хотела рассказать ему о произошедшем, но, оглядываясь назад и перерывая всё, что я могла вспомнить, у меня было чувство, что ничего и не произошло после того, как меня вытащили из комнаты Али. Если он был прав, если там и вправду было нечто другое, чем повреждение мозга, блокирующее воспоминания в моём сознании, тогда это был единственный способ, чтобы помочь ему получить информацию, которую он хотел.
― Тогда введи мне наркотик. ― Потянувшись, я подставила ему свою руку, предоставляя вену, которая была нужна для того, чтобы ввести в организм наркотик. ― Если это поможет, тогда возьми то, что тебе нужно.
Его рука обернулась вокруг моей, большой палец его руки слегка прошёлся по вене, видневшейся под тонкой белой кожей моей руки. Он глазами проследил дорожку, которую провёл пальцем, не смотря на меня и не говоря ни слова, чтобы утаить то, о чём он думал.
После нескольких секунд тяжёлого молчания он сказал,
― Не сегодня. Не после транквилизатора, который они ввели тебе вчера. Тебе нужно отдохнуть, Алекс.
― Тогда почему я здесь, Джереми? ― его прикосновение будоражило меня, медленное тепло, едва неуловимое, словно шёпот, разливалось по моему телу с каждым поглаживанием его большого пальца.
Не отпуская мою руку, он признался,
― Я изучал кое-что, что ты сказала мне во время одного из наших сеансов терапии о Эмерсоне и Джо. ― Его рука сжалась крепче из-за гнева, и я не была уверена, что он понимал, какую боль причиняет моей руке. Я заставила себя не реагировать, потому что не хотела, чтобы он перестал говорить.
― Это странно. Я изучал записи ночных дежурных. Я искал доказательство того, что изнасилования пациенток действительно случались. И ничего не было, Алекс. В каждой записи описывались совершенно обычные события, происходящие в государственных учреждениях. Однако, несмотря на это, я верю тебе.
― Ты пытался поговорить с другими пациентками? Они бы рассказали тебе правду.
― Они не мои пациентки, чтобы с ними разговаривать. Да, я контролирую это отделение, но здесь есть и другие доктора, которым мне нужно будет наступать на пятки, чтобы опросить других пациентов учреждения. Я согласился только лишь на твоё лечение.
― Как такое вообще возможно? ― сейчас я уже шептала, от его непосредственной близости через моё тело проходили будто разряды электричества. Его голос успокаивал меня, заставлял меня поверить в то, что эти моменты были реальными, что всё остальное ― это просто дурной сон.
Он рассмеялся.
― Я уже говорил тебе об этом в самом начале. Я психиатр, не психолог и не консультант. Моя работа ― следить за лекарствами, прописанными пациентам, а не следить за их лечением или уходом. У меня административная должность, да, но... ― вздохнул он. ― ...в этом проблема мест таких типов. Все вы отвергнуты обществом, своими семьями и друзьями, никто не заботится о вас достаточно...
Его рука скользила вверх по моей руке, пока не достигла плеча. Наши лица были так близко, из-за инстинкта или, вернее, из-за потребности в этом, я сократила расстояние между нами, легко коснувшись своими губами его, и тая от ощущения того, какими мягкими они были.
Он отстранился, освободив от своей хватки моё плечо, и вновь посмотрел на меня широко открытыми глазами, в которых бурлило тепло и сопротивление.
― Алекс, я не могу...
Настала моя очередь затыкать его. Положив палец на его рот, как он делал мне утром, я закрыла глаза от прикосновения его кожи к моей.
― Пожалуйста...
― Я твой доктор, Алекс. Существуют правила...
Открыв глаза, я вперила взгляд в его глаза, посмеиваясь от иронии его «правил».
― Ты только что собирался рассказать мне о том, как персонал может избежать актов насилия в этом месте, а теперь беспокоишься о правилах?
Он выглядел так, будто страдал, борясь с тем, что он, очевидно, испытывал ко мне или с тем, чтобы отступить и держать профессиональную дистанцию. Не знаю как, по прошествии только нескольких дней, у меня появились к нему сильные чувства, особенно в этот момент. Может, это из-за того, что он меня защищал, или из-за того, что я считала его единственным человеком в этом месте, кто действительно пытался помочь мне.
― Ты лгал, когда сказал мне, что не боишься? ― Взглянув на него украдкой из-под ресниц, я молча умоляла его перейти границу между доктором и пациентом. Мои лёгкие будто держали в плену моё дыхание, пока я ждала. Я была слишком напугана, чтобы подвигаться или даже издать малейший звук.
― Нет, я не лгал. ― Протянув руку, он прошёлся ей по моему лицу, отодвигая выбившуюся прядь, прилипшую к моей коже. Я поддалась его прикосновению, наслаждаясь теплом его кожи и шероховатостями его мужской руки. Он прижал подушечку его большого пальца к моим губам, и я открыла их для него, позволяя ему продвинуть его дальше. Я высунула язык, едва попробовав его, прежде чем он отстранился.