Сумасшедший домик в деревне

Она глупо моргнула, развернулась и провожала его глазами до тех пор, пока он не вошел в калитку своего дома. Потом бросилась назад и принялась ломиться к Никифорову.

Тот не сразу открыл дверь, а когда открыл, оказалось, что он еще толком не проснулся.

— Что? Кто? — бормотал он, щурясь от яркого света. Потом узнал Полину и немедленно разъярился. — Я ведь запретил вам являться!

— Послушайте! — у нее был такой радостно-удивленный вид, как будто она, наконец, поняла, что такое пропозициональная формула. — Привидение живет в соседнем доме! Я только что с ним разговаривала!

— Отлично! — сказал Никифоров. — Я рад, что вы подружились. Теперь я могу жить спокойно?

— То есть вам все равно? — не поверила она.

— Вы всю ночь не давали мне спать. Будьте же милосердны! Идите, куда вы там собирались!

— В магазин, — уточнила Полина. — Я умираю с голоду. Привидение сообщило, что до магазина двадцать минут. — Никифоров молчал. — Ну, я пошла.

— Двадцать минут на машине, — сказал он ей в спину. — У вас, конечно, есть машина?

Она остановилась и обернулась. На лице у нее сияла все та же малахольная улыбка.

— Машины нет. Да я пешочком пройдусь.

Никифоров захлопнул за ней дверь и повалился обратно в кровать. Закрыл глаза, полежал немного, потом вздохнул, снова поднялся и посмотрел в окно. Дурочка уходила по дороге в неизвестном направлении. На градуснике, прилаженном снаружи к раме, ртутный столбик дополз уже до 28 градусов. Солнце жарило так, словно ему обещали за это двойную плату. У дурочки ничего не было на голове — ни шляпки, ни панамки, ни платочка. Она пошла прямо так — в шортах и футболке, застиранной до бурого цвета. Вероятно, такого цвета была нить, когда ее только спряли.

Никифоров фыркнул и снова лег. Сладкая истома, которая обычно нежила его тело при пробуждении, решила сегодня больше не возвращаться. И сна не было ни в одном глазу, хотя пять минут назад казалось, что встать с постели ни за что не получится. «Вот зараза рыжая! — в сердцах подумал Никифоров. — И ведь я специально предупреждал. Нет! Ничего на них не действует, на этих баб».

Он принял душ, побрился и отправился завтракать. Открыл холодильник, достал оттуда копченую колбасу, ветчину, сыр, масло… Кусок не лез в горло. Никифоров отчетливо представлял, как рыжая дура, голодная, тащится по солнцу за хлебом. Она обгорит, словно головешка, или свалится в обморок где-нибудь посреди кукурузного поля. Злясь на себя, Никифоров выхлебал кружку черного кофе, натянул джинсы и вывел машину из гаража.

Полина ушла уже довольно далеко и выглядела так, словно только что вылезла из парилки. Кожа стала красной, и веснушки весело поджаривались на носу. Заслышав шум мотора, она отступила на обочину и теперь стояла, прижав к животу матерчатую сумку — родную сестру той пижамы, которую Никифорову посчастливилось лицезреть ночью. Вероятно, с такими сумками старухи в доме престарелых прогуливались по прилегающей территории.

— Садитесь! — велел он, наклонившись и открыв для нее дверцу.

— А, это вы! — сказала она странным размягченным голосом.

— Немедленно садитесь! Как вас там? Поля?

Она полезла в салон, стукнулась головой и, ойкнув, повалилась на сиденье.

— Скажите спасибо, что у меня закончились сигареты, — ворчливо сообщил Никифоров, хотя сигарет у него был полный чемодан. Когда он собирался запойно работать, это было первое, чем он запасался.

— Спасибо, — с трудом выдавила из себя Полина, хотя ей не хотелось принимать от него милостей. Вчера он ясно дал понять, чтобы она ни при каких обстоятельствах не показывалась ему на глаза. А она не послушалась и вытащила его прямо из постели, а теперь еще злоупотребляет, катаясь в его машине. Машина была красивой и большой, Полина понятия не имела, какой она марки, а спрашивать постыдилась.

— Ну? — спросил Никифоров. Настроение у него неожиданно улучшилось. — Как там привидение? Вы что-то такое говорили по поводу вашего с ним знакомства.

— Оно живет в соседнем доме, — светским тоном ответила Полина и обмахнулась рукой.

От нее исходил жар, как от кастрюльки супа, только что снятой с плиты. Никифоров внимательно смотрел на дорогу, но краем глаза следил за тем, что она делает.

— Неужто оно утром вылетело вам навстречу? — хмыкнул он, не зная, что и думать.

Не может быть, чтобы у девицы не хватало винтиков в голове, а он до сих пор этого не понял. На его взгляд, она была нормальная — нормальнее некуда. Только какая-то неустроенная, что ли. Он испытывал к ней примерно такое же чувство, как к приблудной кошке, которая накануне Нового года замерзала на улице и беззвучно открывала розовый рот, и он взял ее домой, потому что знал, что мысль об этой погибающей кошке испортит ему праздник. Теперь она растолстела, как свинья, и спала на его подушке.

Нельзя позволить, чтобы рыжая девица села ему на голову. «Иначе она тоже растолстеет и тоже будет спать на моей подушке», — мрачно усмехнулся он про себя. Нет, ни за что! Когда она наполнит свою доисторическую сумку продуктами, он отвезет ее обратно и забудет о ней раз и навсегда.