Сумасшествие. Перезагрузка

Но мы ещё не достигли черты той, разве
что к осени учащаются перебои
со светом, теплом, водой, и
по трубам боли, чистейшей горячей боли
кубы.

Мы становимся
заносчивы и грубы.

Я бы не выбралась, выбрала, выжила, вышла
из этой осенней толщи, где «гнить и плакать»,
где мы – вообще не море, а грязь и слякоть,
растекшаяся, не нужная никому.
В дыму.

Я бы не выбралась, город во мне погас ли,
просто разбился ли, обледенел совсем, но
я не сражаюсь, когда все моря погасли;
не отогреть,
холодный полярный круг.

Ведь сколько себя ни строй,
это всё системно,
и море живёт, пока его берегут
от вьюг.

Так не выпускай же,
прошу, никогда
из рук.

6 ноября 2017 г.

Напои меня, утро, ветром, затихшим скоро,
Что, спеша, опоясал лентами сонный город.
Я ловлю их, кидаю за ворот – цветное горло,
И тогда под ребром не испытываю сквозняков.

Напои меня, утро, лучшей строкой плебея
У щеки золотой рассвета, едва робея,
Чтобы мир ощутил весь пыл широты хорея
Наших судеб, объятых светом небесных рук.

Под ногами великих горных цепей-героев,
Еле слышно перебирая волну в миноре,
Отдыхает простое море, живое море.
Напои меня этим морем своим, прошу!

Пусть будет небо
любого цвета:
от ярко-желтого до серо-голубого, она
всё ещё тонет. Тонет и тонет, сама уже как вода,
объятая глубиной.
Через толщи
даже солнце,
как маленькое пятно, с пятак.

Её города – рельефы чужие.
Вдыхать уже перестала, как
пятнадцать меняющих сред.
Хоть вся атмосфера —
пособие, вроде, как лучше обидеть,
солгав.

А ей… Ей нравится в нём тонуть, как в море,
без измерения лет.
И не важно, какой рассвет,
да, и небо любого цвета:
от ярко-желтого до серо-голубого там.

Она
все еще тонет и тонет в нем,
как и всегда.
И вынырнуть бы, да только
единое всё для неё здесь,
и даже душа
на двоих.