Сумчатые баллады

Сегодня утром выезжаю из дома в 7.30 утра на работу. Дорога на удивление чистая. Ни одной пробки. Ветер, правда, 40 узлов, но не 60 же. Приезжаю вовремя. Паркинг почти пуст, любимое место свободно. Хорошо. Странности начинаются внутри. В атриуме, как в животе у крокодила — темно, и сыро, и уныло. И никого, даже Бармалея.

Обычно в 8 народ весьма бодро кишит — уходит ночная смена, заступает утренняя, итальянцы кофе варят… Нету. Беру программу, включаю систему, а пока все греется, иду заварить чаю. В кухне сталкиваюсь с Жоржем, переводчиком с французского. Он тоже в недоумении.

8.30. Приходит Лилиан — переводчик со шведского и норвежского «А что так пусто?…»

9.00. Оба китайца — «А почему никого?»

9.30. Прибыл Ник, редактор. «Слушайте, мы тут, кажется, одни».

10.00 В коридоре появляется Ахмед, переводчик с фарси:

«Эй, что вы здесь все делаете? Сегодня ж пасхальная пятница, выходной».

Все: «ЧТОООО?»

То—то никого нет…

«Ну Пасха. Праздник христианский. Ну я мусульманин и у меня срочная работа, а вы что здесь делаете?»

«Забыли». — говорит Жорж.

«Как забыли? Вы что, в Бога не верите».

Мы переглядываемся… видимо вокруг сплошь атеисты.

«В Бога, — наставительно сказал Ахмед, — надо верить. Во—первых, он есть, а во—вторых, праздник не пропустишь».

Мы опять переглянулись и разошлись по кабинкам, работать. Раз уж пришли.

А в 15.00 явилась охрана и погнала нас праздновать…

Несумчатая баллада о силе искусства

Как—то нас залили соседи сверху. Дело в том, что в славном городе Одессе вода на верхние этажи обычно не доставала. Вот и в нашем доме было также — холодная вода заходила в гости изредка. В отличие от горячей, почему—то. Поэтому «холодный» кран часто оставляли открытым — а вдруг пойдет? А в тот вечер по телевизору шла первая (вообще первая) серия бессмертного сериала «Богатые тоже плачут». И весь город нельзя было оторвать от экрана. Водозабор сократился, напор возрос — пошла, да что там, хлестнула вода. А ни нас, ни соседей сверху не было дома. В общем, в результате у нас в ванной упал потолок. Совсем. Мексиканские страсти проняли. Ванная получилась двухэтажная. Ну мусор убрали, а ремонтировать все это… не очень известно, когда.

Несчастные заливатели ходили умываться то к нам, то через площадку. А еще у них был кот. Черный, длинношерстный. Довольно большой. И как—то стираю я в ванной (машины нет, она была, но столкновения с соседским унитазом не пережила) и вдруг слышу сверху безумный мяв. Распрямляюсь — к счастью — и прямо передо мной в ванну плюхается кот. Он как—то умудрился открыть дверь. Вода — повсюду. Очки — летят, кот орет… Как мы его выпутывали из белья — отдельная песня. Потом мы его вытирали и пытались сушить феном.

А потом пришли хозяева. Они вернулись домой — кота нет, дверь в ванную открыта… Сдали мы им его.

Ну, в конце концов, потолок починили, все стало хорошо — только кот в ванную до самого нашего отъезда заходить отказывался и на лестнице от меня шарахался. Впечатлительный оказался.

* * *

Есть у меня знакомая, скажем, Марта. Очень милая дама, но вот беда, любит красивые места. И полна энергии. Поэтому, когда мы куда—нибудь едем, она всех загоняет вхлам — еще на ту гору, и на ту — а оттуда должен быть прекрасный вид… Все уже с ног валятся, а она свежа и полна энтузиазма. Так что народ как правило залегает на пикник, а с ней отправляют меня, потому что одну Марту отпускать как—то боязно — во первых, увидит еще что интересное, пойдет дальше и забудет вернуться; а во—вторых, возраст не тот. Ну и ползем мы с ней по склону на какую—то потрясающую обзорную площадку (то есть, я ползу, а она порхает) и она со мной разговаривает. Разговор несколько односторонний, потому что я берегу дыхание.

— Я, — говорит Марта, — всегда нравилась пожилым мужчинам.

Я тем более молчу, поскольку не очень могу себе представить, что такое пожилой мужчина с точки зрения Марты.

— И вот, еду я в Канберру поездом. А напротив оказывается очень милый пожилой человек, еврей. И мы так приятно разговариваем. А потом он берет меня за руку и очень так кокетливо говорит «А я знаю, откуда у вас это».

На руке у Марты широкий коричневый шрам длиной сантиметров так в шесть. Повстречалась в океане с португальским корабликом.

— «Я, — говорит, — знаю, что это у вас. Это у вас номер, правда?» Старый идиот. — фыркает Марта. — Номер! Это надо же подумать, номер! Сколько мне по его мнению лет! Бог знает кто теперь ездит поездом. — и так она продолжает возмущаться до самой вершины. Осмотрев действительно впечатляющий, вполне марсианский пейзаж, мы начинаем двигаться вниз, к еде. А Марта все никак не может забыть своего оскорбителя.

— Номер! Да как он только мог подумать такое! Номер! Да где он видел румына, способного считать до десяти…

Так что есть у меня некоторое предубеждение против третьего рейха и его сателлитов. Есть.

* * *

Баллада про румын, от человека, пережившего оккупацию. Вернее, три.[4]