Сумеречье. Легенда Сумеречного моря

– Я разделяю ваше негодование, – призвав всех к тишине, кивнул капитан Диатей. – Но таков приказ короля. Сейчас я назову имена тех, кто войдет в основной отряд и поплывет в так называемый грот Смерти под моим командованием.

Последующие прозвучавшие имена принадлежали сильнейшим ловцам – опытным и блестяще знающим свое дело. Тех, кто еще недавно являлся кадетом, среди них практически не было, хотя ловцов называли попарно. Среди избранных оказались и Аргар с Агирой, и Лейон, в пару которому неожиданно поставили Тэйна. Из недавних кадетов выбрали только Сильвию и Крилл, чему я и удивилась, и обрадовалась, и одновременно ужаснулась. Войти в этот отряд – не просто привилегия и признание заслуг, но и огромный риск, ведь нельзя предугадать, что произойдет в гроте. Одно ясно точно – легко не будет.

Когда отзвучали двадцать имен, капитан Диатей сообщил, что оставшиеся двадцать ловцов прибудут из столицы. Причем, не когда-нибудь, а уже завтра. Они поселятся в нашем корпусе и будут тренироваться вместе с нами.

Далее капитан Вагхан назвал имена тех, кто составит отряд номер два, и на этот раз среди них были названы многие, поступившие в корпус примерно в то же время, что и я. Звуков своего имени я ждала с замиранием сердца… но их так и не прозвучало.

– Сплоченность, следование долгу, безропотное исполнение приказов и самое главное – боевой дух и вера в успех сейчас, как никогда, должны стать вашими постоянными спутниками, – наставлял нас капитан Диатей. – Важен каждый из вас. Не имеет значения, вошли вы в набранные отряды, или нет.

Сделав короткую паузу, он продолжил:

– Но среди нас есть та, без кого в ночь единения лун не обойтись. Та, кого все вы поклянетесь защищать. Та, кто, в свою очередь, поклянется приложить все силы для того, чтобы не допустить воссоздания кристалла душ, даже если за это ей придется заплатить своей жизнью.

Еще до того, как мое имя все-таки прозвучало, до того, как ко мне обратился пристальный взгляд капитана Диатея, я буквально физически ощутила всеобщее внимание. На меня никто не смотрел, но каждый в этом зале знал, о ком идет речь.

– Фрида Талмор, – произнес капитан. – Прошу вас подойти ко мне.

Совру, если скажу, что не нервничала в те секунды, когда преодолевала разделяющее нас расстояние. Но и всепоглощающего страха, который непременно испытала бы несколько месяцев назад, не было. Остановившись около капитанов, я решительно обвела взглядом немаленький, заполненный ловцами зал. Никогда не любила находиться в центре внимания, быть объектом множества пристальных взглядов, но, кажется, уже начала к этому привыкать.

– Прошу вас, – капитан Диатей жестом пригласил меня встать за трибуну, на которой лежала какая-то бумага.

Заняв предложенное место, я опустила глаза и обнаружила, что передо мной находится клятва, о которой капитан только что говорил на словах. Не колеблясь, я принялась ее читать – громко и четко, спокойно и без лишних эмоций. Каждое слово тяжелой каплей падало в пучину воцарившейся тишины. Складываясь в предложения, эти слова связывали меня незримыми обязательствами, гарантировали то, что я исполню обещанное. Что не стану использовать свои способности во вред сослуживцам, что буду действовать на благо нашего корпуса, королевства и всего Двулунного мира, что не причиню никому вреда.

Я сразу поняла, что бумага, на которой написана клятва, напитана магией. Эта магия делала возложенные на меня обязательства нерушимыми, связывала прочными путами, разрыв которых грозил мне существенными неприятностями. Вряд ли отступление от этой клятвы сулило смерть – уж смерть я бы точно почувствовала, – но острые болезненные ощущения гарантировало точно.

После я снова встала между капитаном Диатеем и адмиралом, и настал черед остальных произносить свои клятвы. Лист с текстом был заменен, но даже в самых смелых фантазиях я и представить не могла, в чем именно будут клясться ловцы и даже капитаны.

Они обещали, что будут защищать меня ценой собственной жизни. Умом я понимала, что моя кровавая смерть – одно из условий воссоздания кристалла душ, и именно поэтому этой самой смерти в назначенный день допустить нельзя. Но сердце все равно отзывалось учащенным биением, а душа замирала всякий раз, когда один ловец сменял за трибуной другого. В основном все держали себя в руках, говоря беспристрастно, но были и те, в чьих интонациях угадывалось затаенное пренебрежение, граничащие с презрением. Отчасти это можно было услышать и в тоне Сильвии Уилград. Я была к этому готова, но все равно ощутила себя задетой. Было невыразимо жаль, что наше хрупкое доверительное перемирие оказалось разбито.