Сумеречная река (ЛП)

Рост у меня был почти метр восемьдесят, и Нура была намного ниже меня, но каждый раз, когда мне приходилось объяснять, кем я работаю, я сразу же начинала ощущать себя очень маленькой. Как только люди слышали, что я работала в модной индустрии, а потом, что мой род деятельности связан с социальными сетями, они довольно быстро составляли обо мне мнение.

— Менеджер социальных сетей, — добавила я. — Сейчас все рекламные кампании и маркетинг осуществляются в основном через них.

Она кивнула и тут же отвернулась в сторону ленточного конвейера, прервав зрительный контакт. Я испытала странное облегчение, словно опять обрела способность дышать.

— Я не раз говорила твоему отцу, что мы могли бы нанять кого-то вроде тебя для нашего гостиничного комплекса, но он все время отмахивался от меня и говорил, что нужные люди сами найдутся. В итоге он оказался прав.

Она подняла руку и указала на мой розовый чемодан с золотым отливом, который появился на ленте.

— А вот и он.

На этот раз мне можно было не спрашивать, как она узнала. На ленте было не так много розовых чемоданов.

Я подошла к ленте, забрала свой багаж и остановилась, желая собраться с мыслями. Я всегда умела считывать настроение (папа частенько называл меня "эмпатом", а мама говорила, что я "слишком чувствительная"). Настроение Нуры было отвратным. Но ведь она зачем-то потратила своё время, чтобы встретить меня, так что, может быть, эти странные флюиды, исходящие от неё, могли быть связаны с тем, что она горевала так же сильно, как и я? Папа переехал на север пять лет назад, где открыл гостиничный комплекс, и хотя он никогда не упоминал Нуру, весьма вероятно они с ней были очень близки. Может быть, даже слишком близки, чего мне совсем не хотелось представлять.

Я напомнила себе о том, что мне не стоит делать никаких предположений и осуждать её, и подкатила к ней свой чемодан.

— Хорошо, — удовлетворенно сказала она. — Теперь я отвезу тебя в гостиницу.

— О.

Я остановилась и еще плотнее закуталась в воротник своего пальто.

— Но ведь похороны только завтра.

— Да, — терпеливо ответила она. — Но ты остановишься в гостинице.

Это была не просьба, это был приказ. Я покачала головой.

— Я уже забронировала и оплатила номер в городском отеле. Они не возместят мне убытки, если я отменю бронь.

Она одарила меня спокойной улыбкой.

— Они возместят. Я знаю все отели в городе. Не волнуйся.

Он замолчала и нахмурила свои светлые брови.

— Должна сказать, я была разочарована, когда обнаружила, что ты не забронировала номер в нашей гостинице.

Она развернулась и замаршировала к дверям, ведущим на улицу.

— Я знаю, — призналась я после паузы и последовала за ней. — Думаю, дело в том, что я не смогла найти её на сайте для бронирования отелей, которым пользуюсь. Дань привычке.

Это была не совсем правда. Я всегда хотела остановиться в папином гостиничном комплексе, даже до того, как он получил некоторое признание среди именитых путешественников, которые случайно натыкались на него в поисках чего-нибудь новенького. Но сама мысль о том, что я остановлюсь там, а его там не будет, казалась мне совершенно неправильной, хотя я и не могла объяснить себе почему. Как будто мне было проще остановиться где-то в другом месте, на некотором расстоянии от него, словно это могло уменьшить мою боль.

Мы вышли на улицу через автоматические двери, и мне в лицо ударил поток воздуха, обдав холодом мои лёгкие. Здесь было чертовски холодно, и снег покрывал каждый сантиметр земли, включая тротуары, а машины то и дело создавали колеи на дорогах. Я отругала себя за то, что не привезла парку. И пожалела, что к колесикам моего чемодана не были прикреплены лыжи.

— Значит твоя мать не приедет, — отметила Нура, пока мы шли до парковки, а я тащила свой чемодан через снежные заносы.

Я покачала головой, попытавшись унять гнев, который вспыхнул у меня внутри. Нура сказала, что она позвонила моей матери перед тем, как связалась со мной. Когда я узнала новость об отце, я сначала отправила сообщение своей лучшей подруге, Мишель, а затем рассказала соседке по комнате, Дженни. Потом было много слёз, много стопок бурбона и шоковое состояние.

Вообще-то, я позвонила матери только на следующее утро. Я знала, что Нура сообщила ей, но Нура не сказала моей матери, что она собиралась позвонить также и мне. Это значит, что моя мать не подозревала о том, что я знала о смерти отца, и скрывала от меня эту информацию в течение двадцати четырёх часов. Она, может быть, скрывала бы её и дальше, если бы я ей не позвонила.

И, чёрт возьми. Даже не будучи эмпатом, я смогла бы точно определить её настроение по телефону. Она считала, что его смерть была к лучшему.

Так что — нет, мама не собиралась приезжать на похороны.

— Уверена, что для неё это было бы слишком тяжело, — сказала я, но я знала, что услышав виноватый тон моего голоса, Нура мне не поверила.

Я сама себе не верила. Всё это было дерьмом собачьим.