Черная фея устроилась рядом со мной; ее лицо освещали лунные лучи, льющиеся сквозь крошечное окошко. Я улыбнулся моей фее и огляделся. Несмотря на крошечные размеры, комната показалась мне весьма комфортабельной. Однако в ней чувствовалось чье-то незримое присутствие, и это было связано со множеством предметов, использующихся для театральных представлений: марионетки, висевшие над маленьким столом, раскачивались, кружились вокруг своей оси, на стенах красовались яркие костюмы, на полках лежали маски, улыбающиеся или пугающие дьявольским оскалом, а также зеркала, десяток зеркал, отражающих тусклый свет. Подумав о свете, я осторожно поднес руку к бровям. От них остался лишь короткий пушок — напоминание о сумасшедшем психолуннике.
— Рассвет еще нескоро, — прошептала черная фея.
Я схватил ее запястье, и тут же мои пальцы пронзила острая боль. Зловещие черные отметины, заклеймившие руки, никуда не исчезли. В моих воспоминаниях царил настоящий сумбур: лжеаккордник, клавесины, Элиос. В круговерти последних событий я забыл о той пытке, на которую меня обрек психолунник.
— Мне кажется, что я проспал целый год… — вялым голосом признался я.
— Всего лишь сутки, — успокоила меня Амертина. — Ты был так измотан.
Она подъехала к рядам полок, чтобы взять в руки маску.
— Это место завораживает меня. Знаешь, я слушала шепот древесины. Актерская труппа, которой принадлежали эти повозки, приехала из самого Абима.
— Так издалека? — Я спустил ноги на пол. — Что они забыли в Лорголе?
— Вот уж не знаю. О, если бы ты видел роскошные ткани их костюмов! Я обнаружила здесь самые странные наряды.
Я встал, втянув голову в плечи — потолок оказался слишком низким.
— Тебе надо размять ноги, — сказала фея, кладя маску на место.
Я приоткрыл окошко и, положив локти на подоконник, подставил лицо свежему ночному ветру. В нескольких шагах от фургона я мог видеть гротескные силуэты горгулий, рассыпавшихся вдоль всего каравана.
Мы ехали по проселочной дороге, петлявшей по спящей дубраве. Подняв глаза, я заметил еще нескольких горгулий, парящих над повозками. Я улыбнулся и закрыл окошко.
— Дай мне плащ, я намерен выйти наружу.
Амертина указала мне на широкий плащ, подбитый горностаем, который висел на крюке у входной двери.
— Он должен мне подойти, — согласился я, набрасывая плащ на плечи.
Комната выходила в узкий и темный коридор, заканчивающийся деревянной лесенкой. Я поднялся по ней, откинул люк и очутился в очередном коридоре. Я миновал еще два люка, прежде чем осознал, что заблудился. Недра фургона представляли собой настоящий лабиринт, «населенный» театральными костюмами и марионетками.
Поплутав еще немного, я наконец наткнулся на дверцу, ведущую на улицу. Раздалось приглушенное ругательство, и я заметил в проеме двери фигуру, напоминающую всклокоченного медведя.
— Кто тут бродит?
— Агон, — ответил я, скользнув к незнакомцу.
— Мессир де Рошронд, — почтительно поприветствовал меня неизвестный.
Он сидел на козлах фургона и держал в руках поводья, тянущиеся к четырем лошадям. Под поношенным коротким плащом скрывалась кольчужная рубашка с кожаными рукавами. В профиль его угловатое лицо напоминало каменное изваяние. Возница с интересом посмотрел на меня.
— Так значит, это вы, мессир…
— А ты представлял меня как-то иначе?
— О нет, вы неверно меня поняли. Просто… ваше лицо, ваши волосы…
— Что вас смутило?
— Они не такие, как у всех, вот что я хотел сказать, — пробормотал возница, отводя глаза.
— Как тебя звать?
— Сандор, мессир. Наемник, а в настоящий момент — кучер…
Я кивнул и остановил свой взгляд на дороге. Нас обдувал ледяной ветер. Лошади выглядели изможденными, а главное — крайне встревоженными. Должно быть, их пугала близость горгулий: животные каждый раз вздрагивали, когда каменные создания принимались обмениваться пронзительными гортанными криками. Я прислушался к этой странной перекличке и склонился к плечу Сандора:
— И часто они так делают?
Наемник нахмурил брови.
— Я думал, что вы мне скажете, с чего они так вопят. Ведь вы — их хозяин, не так ли? По крайней мере, все это утверждают.
— Хозяин, — повторил я. — Очень на это надеюсь.
Я взглянул на горгулью, шагавшую рядом с лошадьми, и, поддавшись внезапному порыву, ткнул в нее пальцем.
— Иди сюда, — прошептал я.
Горгулья наклонила голову и уставилась на меня пустыми глазницами. Затем она открыла пасть и медленно развернулась, чтобы тут же вскарабкаться на фургон, цепляясь когтями за дерево.
— О, мессир, прошу вас, не стоит так поступать, — выдохнул Сандор, косясь на тварь, лезущую к нам.
— Не волнуйся.
Я всего лишь хотел убедиться, что ничто не изменилось со дня страшной резни в галерее и что горгульи по-прежнему беспрекословно повинуются мне. Ту, которую я позвал, нависла над скамейкой. Сандор сгорбился, его губы дрожали. Хватит демонстраций. Я лениво махнул рукой, прогоняя горгулью, которая тут же исчезла, чтобы вновь занять свое место в конвое.
— Вот видишь, — сказал я, — бояться нечего, они подчиняются мне.
— Возможно. И все же вы наделены странной властью.
— Лоргол остался далеко позади?