Сумеречные королевства

— Вон он, вор, — шепнул Арбассен.

Мужчина крался по улице, прижимаясь к стенам зданий. В это мгновенье свет в окне погас, и уже через несколько секунд ученик-отступник, закутанный в плащ с капюшоном, выскользнул из своего дома. Мужчины встретились и завели оживленную беседу. Арбассен натянул тетиву. Танцор замер, а я отчетливо увидел крошечные синеватые искры, окутавшие болт. Магия вступила в свои права…

Хищная арбалетная стрела понеслась над крышами. Очень быстро она превратилась в шар, сотканный из искр и дождевых капель. Оба мужчины не заметили ни болта, ни странного дождя, внезапно изменившего цвет.

— Искры исчезают не сразу, Агон. Они управляют полетом стрелы. А еще они убивают.

Действительно, капли превратились в смертоносные иглы, устремившиеся к преступникам. Мы ничего не услышали, зато увидели, как оба мужчины покачнулись и рухнули на брусчатку мостовой.

Прошло совсем немного времени, а мы уже стояли над телами жертв. Надо сказать, весьма неприятное зрелище. Иглы безжалостно разворотили лица преступников и впились прямо в мозг… Я поднял одну из магических колючек: она оказалась твердой, как закаленное железо. Когда в ладони набралось несколько игл, они начали стремительно таять, и вот уже меж пальцев заструилась обычная вода.

— Никаких следов, — коротко объяснил Арбассен.

— Но нас могут заметить, — возразил я.

— И что? А кто видел, как мы убивали этих людей? Кто поверит, что я проткнул их тысячью игл? Нас наверняка приняли за потрошителей трупов, все остальное припишут магии. Ладно, пошли, мне еще нужно разыскать своего Танцора.

Последний обнаружился сам, кроха тащил на плече арбалетную стрелу, верхом на которой не так давно улетел. Арбассен подхватил Танцора и засунул его в карман.

— Ты остановился на постоялом дворе, Агон? Если тебе негде жить, то можешь воспользоваться моим фургоном.

— Нет, у меня есть дом, и я живу там не один.

— Женщина?

— Почти. Но об этом поговорим завтра. Где мы сможем встретиться?

— У Сангрины. Я появлюсь у нее в таверне с наступлением темноты.

Я молча кивнул и в самом мрачном расположении духа двинулся к порту. Я пытался подыскать слова и аргументы, чтобы осудить старинного приятеля. Но мысли разбегались. Разозлившись, я накрыл рукой эфес Тени, позволив рапире заглянуть в мою память и увидеть картины недавнего прошлого.

— Х-м-м… Этот Арбассен просто душка, — в голосе рапиры звучали шаловливые нотки. — Уж не сожалеешь ли ты о случившемся? О, я знаю, что тебя беспокоит! Но ведь ты уже сделал свой выбор, не правда ли? Ты мечтал о Лорголе, и ты его получил. Мог бы сидеть на чердаке, возиться с Танцором. Нет, ты отправился на прогулку и столкнулся с реальностью! Так прими ее раз и навсегда. Не будь кретином! Арбассен — отличная компания. И именно он поможет тебе вновь открыть Лоргол. И…

Без предупреждения я убрал руку с гарды. Эта чертова рапира, к несчастью, права. Я должен покончить с самокопанием наконец, научиться смотреть только вперед и жить с Лорголом в сердце…

Амертина заснула прямо у камина, съежившись в инвалидном кресле. Разглядывая безмятежное лицо феи, я еще раз поразился ее преданности. Хотя я привык к неназойливому присутствию пожилой дамы. Благодаря ей чердак обрел красоту, превратился в уютное жилище.

Совершенно вымотанный, я присел, продолжая размышлять о магии и Аккордах. В Лорголе я совсем забросил цистру, но при этом не отказался от мысли освоить сложное искусство аккордника. Надо признаться, музыкальный инструмент немного пугал меня, как некогда пугал Танцор. Я боялся, что не сумею извлечь из цистры нужные ноты, создать музыку, околдовывающую сознание.

Я заснул рядом с Амертиной, прямо у камина с тлеющими угольями. Во сне я разгуливал по Лорголу, а отец улыбался, наблюдая, как я вонзаю дагу в спину зазевавшегося воришки…

Подходившая к концу ночь тихо оплакивала двух мертвецов, лежащих на стылой мостовой. На углу улицы возник силуэт мужчины в темном одеянии. Ранний прохожий приблизился к трупам и протянул руку, чтобы ощупать тела. Что он искал? Пальцы благоговейно коснулись крошечных ранок, испещрявших головы жертв. С уст неизвестного сорвался сиплый вздох, почти стон. Казалось, мужчина вслушивается в жалобы умерших. Он уважал их смерть, потому что знал, как могут жалить острые иглы, как рвут кожу и плоть безжалостные шипы. Лицо психолунника исказила гримаса. Боль вернулась, Элиос упал на колени, пытаясь унять дрожь.