Сумеречные воспоминания

Он глубоко вздохнул.

— Честно признаться, я рад, что ты убедила меня сменить их. Комната стала… теплее.

— Тогда ты не будешь возражать, что я купила покрывало на постель и несколько подходящих по цвету подушек?

Роланд отрицательно покачал головой.

— Нет, ничуть. — Он почувствовал, как тяжелеют его веки, и достал из пиджака пузырек с восстановительным препаратом Эрика.

Рианнон нахмурилась:

— Возможно, тебе не следует этого делать. Ты выглядишь усталым.

— Рианнон, ты же в действительности не считаешь, что должна что-то доказывать мне, правда? — спросил он, не обратив внимания на ее предупреждение.

— Нет, больше я так не считаю, — ответила она, опуская глаза.

Обреченность, звучащая в ее голосе, больно ранила Роланда. Означало ли это, что она прекращает бесконечно преследовать его? Почему же тогда он чувствует себя так жалко?

Отогнав прочь печаль, он выпил снадобье.

— Вот и хорошо. Тебе никогда не нужно было этого делать, знаешь ли. — Она ничего не сказала, лишь продолжала раскладывать одежду по ящикам комода. — Я никогда не сомневался в твоих способностях, Рианнон. Ты сильная, мужественная и совершенно бесстрашная перед лицом опасности.

Вытащив из кипы ночных рубашек черный пеньюар, она приложила его к себе и нахмурилась.

— Для женщины, ты хочешь сказать?

— Нет, я не это имел в виду. Будучи смертным, я не хотел бы столкнуться с тобой в битве. И будучи бессмертным тоже.

Она повесила пеньюар на спинку стула, и у Роланда пересохло во рту, когда он понял, что она собирается надеть его. В своем воображении он нарисовал ее бледное тело, облаченное в полупрозрачную газовую ткань. Схватив кипу одежды, Рианнон направилась к шкафу и стала развешивать ее на вешалки.

Стоя спиной к нему, она покачала головой.

— Я отказываюсь понимать тебя, Роланд. Если ты не считаешь меня слабой, почему я тебе так не нравлюсь?

— Мне не нравишься не ты, а твои поступки.

Она закончила развешивать одежду и, повернувшись к нему, склонила голову набок.

— Какие поступки?

— Вопиющие. Поступки, сопряженные с риском. Как… как например, пение в таверне.

Рианнон широко улыбнулась, глаза ее засияли.

— Но, Роланд, это было так весело. И ты должен признать, не так уж плохо я пела. — Тут она нахмурилась. — Или, по-твоему, я фальшивила?

Он закрыл глаза. Эта женщина поистине невыносима!

— У тебя ангельский голос.

От его похвалы она просияла.

— Правда?

Роланд кивнул.

— Но ты привлекала к себе слишком много внимания. Я просто хочу, чтобы ты вела себя осмотрительнее.

— Я хотела привлечь лишь твое внимание.

— Тогда тебе следовало прийти сюда и спеть мне в приватной обстановке. — Она открыла было рот, намереваясь ответить, но он не дал ей такой возможности. — Я не только о пении говорю, но и о других рисках тоже. Флирт с Роджерсом в первый вечер. Проникновение в его номер сегодня. — Он беспомощно поднял руки вверх. — Неужели ты не понимаешь, что я сержусь, потому что боюсь за тебя?

Рианнон смотрела на него таким долгим внимательным взглядом, что в его душе зародилась надежда, будто она и вправду прислушивается к его словам. Но едва она открыла рот, как он понял, что глубоко заблуждался.

— Если бы я действительно явилась в замок, чтобы спеть для тебя в приватной обстановке, ты стал бы меня слушать?

Он ударил ладонью себя по лбу.

— Ты не слышала ни слова из того, что я сказал, не так ли?

Она сделала неопределенный жест рукой.

— Ну конечно, слышала. Тебе не нравятся мои рискованные предприятия. Тебе не нравится мое поведение. Без сомнения, тебе не нравится и то, как я одеваюсь.

— На людях, Рианнон, тебе бы не помешало носить чуть более закрытые вещи, чтобы не привлекать ненужного внимания. Это для твоего же блага.

— Я так и знала. С чего же мне начать, Роланд? Сшить платье из мешка для картошки, чтобы угодить тебе? — Ее голос становился все пронзительнее, он звенел от гнева. — А при ходьбе мне, очевидно, следует сутулиться, чтобы не был заметен мой рост? Или мне следует остричь волосы? Думаю, они сильнее всего бросаются в глаза. Что скажешь? — Рианнон заметалась по комнате, яростно выдвигая ящики комода, открывая дверцы шкафов и крышки сундуков.

Роланд схватил ее за плечи и развернул к себе лицом.

— Прекрати.

— Нет. Где-то здесь должны быть ножницы, я уверена. Я даже предоставлю тебе право обрезать мои волосы. Только…

Он потряс ее.

— Перестань. Ты отлично знаешь, что я не это имел в виду.

— Нет, не знаю. Я совсем тебя не понимаю. Если я оденусь, как вдова на похоронах, захочешь ли ты меня тогда, Роланд? Если я внезапно превращусь в скромницу, краснеющую по поводу и без, сочтешь ли ты меня желанной тогда?

— Хочешь знать, насколько я нахожу тебя желанной? — Роланд сверлил ее глазами, и его ярость, смешанная со страстью, перевесила здравый смысл. Он понимал, что должен отпустить ее и покинуть комнату до того, как она заведет его слишком далеко. Зверь внутри него неистовствовал, раззадоренный его гневом, страхом за нее и всепоглощающим желанием.