Сумеречные воспоминания

— Ты считала так прежде. Несомненно, после более близкого знакомства с моей темной стороной ты изменишь свое мнение.

Она пытливо вглядывалась в его осунувшееся лицо, мешки под глазами, твердую линию подбородка.

— Эрик верит, что ты находился под воздействием его препарата.

— Эрик поверит во все, что угодно, кроме правды. — С этими словами Роланд отвернулся от стоящей рядом с ним женщины. — Сможешь ли ты переварить окончание истории, Рианнон, или предпочитаешь уйти? Уж не знаю почему, какой-то демон подстрекает меня все тебе рассказать. Абсолютно все. Может быть, я просто хочу увидеть твое лицо, когда ты наконец-то осознаешь мою истинную сущность.

— Она уже мне известна. Но если хочешь рассказать мне, я готова слушать.

Его глаза сузились, а пальцы крепко обхватили ее предплечье.

— Ты уверена в этом, Рианнон? Если уж я начну, тебе придется дослушать историю до конца, хочешь ты этого или нет.

Она всматривалась в черты его лица, морщась от боли, которую он носил в себе.

— Неужели ты пытаешься запугать меня, Роланд, чтобы я в страхе убежала, не дав тебе возможности выплеснуть наружу боль и изгнать злых духов?

— Этих духов изгнать не удастся, так как они являются частью меня. Если, после того, что я сделал с тобой, ты все еще не боишься меня, то ты просто дура.

Рианнон вырвала руку из его захвата и встала перед ним в полный рост.

— Хорошо, пусть я дура. — Она последовала за Роландом прочь от надгробий к маленькому поросшему травой холмику под мощным раскидистым деревом. Присев на землю и прислонившись спиной к грубому стволу, она попросила: — Расскажи мне.

Глава 9

Должно быть, эта женщина и правда дура. Как еще можно объяснить тот факт, что она все еще находится рядом с ним, невзирая на его сущность? Даже сейчас, когда сознание его переполняли угрызения совести, он не переставал думать о ней. Его тело болело от желания снова слиться с ее телом, вновь испытать блаженный оргазм, почти разбивший ледяную кору, которой покрылось его сердце. Глядя на ее руки, он вспоминал, как они ласкали его возбужденную плоть — нежно, но неистово. Очень неистово. Ее губы напоминали о жаркой влаге, скрывающейся за ними, и о вкусе ее поцелуя. Под тонкой шелковой блузкой она не носила нижнего белья. Роланд размышлял о том, сможет ли простое прикосновение ткани к ее груди возбудить ее соски до каменной твердости и сумеет ли он в таком случае сдержаться, чтобы не сорвать с нее блузку и не начать посасывать их до тех пор, пока она не начнет молить о пощаде?

Будь она неладна, на ней надеты облегающие брюки. Они прижимаются к ее бедрам так же тесно, как это делал он сам. Ему хотелось приникнуть губами к горько-сладкому источнику наслаждения у нее между ног, вдохнуть его аромат, снова захмелеть от ее воодушевления.

— Роланд, — прошептала Рианнон чуть слышно, протягивая ему руку. Повинуясь ее призыву, он опустился на землю подле нее, прислонившись к стволу дерева. — Расскажи мне, — снова попросила она.

Он кивнул.

— Эта история не из приятных, Рианнон, — предупредил он, вздыхая и готовясь к ее ответной реакции. — После сражения, о котором я тебе рассказывал, я не мечтал ни о чем ином, кроме как вернуться домой, навсегда оставив в прошлом и меч, и жажду крови. — Он прервался, вглядываясь в ее бездонные глаза. Когда он закончит рассказ, она, без сомнения, будет презирать его, но это и к лучшему. Возможно, тогда в Рианнон проснется хоть капля здравого смысла и она, наконец, оставит его в покое.

— Вернувшись в отчий дом, я обнаружил его в руках врагов — барон Розбрук и его клан захватили замок. — Роланд прикрыл глаза, вновь переживая тот момент. Первой его приветствовала разрушенная крепостная стена, а затем обугленные почерневшие стены замка.

Ладонь Рианнон коснулась его лица.

— Что стало с твоей семьей? — спросила она.

— Убита.

Одно-единственное слово, лишенное выразительности. Никакими словами не описать чувств, бушевавших в его душе в тот роковой день. Роланд, внешне уже почти сформировавшийся мужчина, но внутренне все тот же мальчишка, обуреваемый детскими страхами, пересек пустынный внутренний двор как раз вовремя, чтобы увидеть, как обмякшее тело его отца срезают с виселицы и закидывают на телегу, доверху груженную трупами. Он стоял не шевелясь, не в силах поверить своим глазам, а телега тем временем с грохотом прокатилась мимо него и исчезла в пасти поднятых крепостных ворот. Не осознавая, что делает, он направился следом, пока повозка не остановилась у подножия высокой крутой насыпи. Трупы один за другим сбрасывались с противоположного склона.