Сумеречные воспоминания

Истина заключалась в том, что он беспокоился об этой женщине, беспокоился гораздо больше, чем мог предположить. Когда она находилась вдали от него, время от времени нанося ему неожиданные визиты, это волнение было не так заметно. Но когда Рианнон вернулась, Роланду стало очень сложно, если не сказать невозможно, скрывать свои истинные чувства. Ее безрассудное поведение вкупе с взрывным характером помогало ему выдавать свою тревогу за неодобрение и неприязнь.

Но когда он увидел ее распростертую на сырой земле, с плачем баюкающую раненую Пандору, он не в силах был более отрицать своих истинных чувств. Боль Рианнон была и его болью, она проникла в глубины его сердца. Ему ничего на свете не хотелось сильнее, как успокоить ее, уберечь от страданий.

Роланд направился к боковой двери, увязая в сене. Три птички вспорхнули с балки, растревоженные его присутствием. Они шумно хлопали крыльями, и звук эхом разносился под высоким потолком сарая. Одна птаха уронила перо, и Роланд наблюдал, как оно, танцуя в воздухе, медленно опускается на пол.

Выйдя из сарая, он зашагал по жухлой поблекшей траве. Жесткие растения царапали его ботинки. В воздухе уже ощущалось дыхание приближающейся зимы, но на небе не было ни облачка. Роланд мысленно пытался отыскать поблизости посторонний разум, но слышал лишь стройный хор сверчков, свист крыла пролетающей летучей мыши да завывание ветра, треплющего старый флюгер на крыше сарая.

Он не хотел, чтобы Рианнон покинула его. Понимание этого родилось в его душе в тот самый момент, когда с ее губ слетели слова об уходе. Если он удостоверится в том, что никогда больше ее не увидит, он будет чувствовать себя бесконечно одиноким. Да, она ни разу не задерживалась рядом с ним надолго, но он знал, что она есть. Он всегда знал, что стоит ему призвать ее, и она явится; а по собственному желанию она приходила, когда он меньше всего ее ждал. Рианнон увлекала его в ураган чувств, выслушивала его непременные замечания о ее безрассудности и неразумности, а затем ускользала прочь, подобно легкому летнему ветерку.

Роланд не мог попросить ее остаться. Ее присутствие напрочь лишало его контроля и самообладания, делало его неосторожным. Он бы только снова и снова причинял Рианнон боль.

Закрыв глаза, он увидел перед мысленным взором ее лицо. Он и помыслить не мог о том, чтобы намеренно ранить ее. На долю мгновения Роланд позволил Эрику убедить себя, что поступил с Рианнон грубо, находясь под воздействием препарата. Затем он резко покачал головой. Какая разница? Это не могло изменить правду о его истинной сущности. Как он мог просить Рианнон остаться с ним, зная, что ее присутствие будет постоянно заставлять его балансировать на грани хаоса?

Если бы только эта женщина могла обуздать свою сущность, стать чуть менее безрассудной и импульсивной. Он мог бы помочь ей, а она могла бы помочь ему. Если бы только ему удалось убедить ее в необходимости этого, тогда, возможно…

Нет. Рианнон никогда не изменится. Он страшно боялся одним далеко не прекрасным днем узнать о ее смерти, которая, несомненно, окажется мучительной и ужасной.

— Роланд?

Он повернулся на звук женского голоса, угадывая по отсутствию в нем глубины и характерного тембра, что он принадлежит не Рианнон, а Тамаре.

Она выступила вперед. Голова ее была опущена, и она избегала его взгляда. Когда носки ее обуви почти коснулись его ботинок, она остановилась и крепко обняла его руками за шею.

— Я очень сожалею, что наговорила тебе много отвратительных вещей. Я знаю, как сильно ты любишь Джейми.

Роланд принял ее в свои объятия, наслаждаясь близостью другого существа.

— Все в порядке, Тамара. Просто ты находишься на грани. Как и все мы.

Опустив руки, она отступила на шаг и, наконец, посмотрела ему прямо в глаза.

— Я так боюсь за него.

— Мы не позволим кому-либо причинить ему зло, милая.

Она быстро кивнула, на мгновение крепко зажмурившись. Открыв глаза, она снова стала вглядываться в его лицо.

— А как ты? Я же вижу, как тебе плохо. Это написано у тебя на лице.

Он отвел взгляд и отрицательно покачал головой.

— Не нужно лгать мне, Роланд. Ты мечешься в агонии. И Рианнон тоже.

Он тут же посмотрел на девушку.

— Она говорила с тобой об этом?

— Ну конечно нет! Она даже не хочет признать, что ей больно. Но это так. Когда все закончится…

— Когда все закончится, Рианнон отправится своей дорогой, а я своей. Поступить по-другому означает подвергнуться риску… да, слишком большому риску.

Тамара слабо улыбнулась, погладив ладонью его щеку.

— О, Роланд! Как же ты, такой мудрый, можешь быть таким ограниченным? Не бывает больших рисков, когда речь заходит о любви.

— Любви? — Он затряс головой, и ей пришлось убрать руку. — Нет здесь никакой любви. Тамара, романтические представления застилают тебе глаза.

— А тебя лишает зрения твое упрямство.

— Все готовы? — спросил Эрик, появившись в сопровождении протестующего скрипа петель двери.