Сумеречные Врата

Взяв светильник, Ксандунисса вышла из Святыни. Помедлила секунду на пороге, оглянувшись назад, на сумрачный, пустынный зал, и затворила за собой дверь. Она тяжело добрела по коридорам до своих покоев. Казалось, прошли века с тех пор, как она ушла отсюда, и гочалла ожидала увидеть перемены, но все осталось как было. Светильники еще не догорели, и куст лурулеанни пышно цвел в большом алебастровом горшке, на секретере стоял поднос с нетронутой едой, а мягкая постель словно ждала ее. Взгляд гочаллы задержался на постели.

Рано.

Сев к столу, Ксандунисса обмакнула перо и начала писать. Это оказалось легче, чем она ожидала. Ей думалось, что найти фразы, призывавшие зулайсанцев сложить оружие, будет необычайно сложно, но они текли легко и свободно. Она писала быстро, не останавливаясь, и кратко, выражая свою волю в ясных и четких словах. Работа быстро подошла к концу. Перечитала. Не слишком красноречиво. Гочалла Ксандунисса призывает к миру. У нее не было власти подкрепить свою волю силой, но и простое воззвание, доставленное Паро и прочитанное городским глашатаем в тени Обелиска Набаруки, будет иметь немалый вес. Многие, если не все ее подданные повинуются призыву.

Те вонарцы, что еще живы в осажденной резиденции, будут спасены, а с ними и другие люди запада, разбросанные по всему Кандерулу. Спасены тысячи вонарцев, размышляла гочалла. Тысячи, готовые и дальше заселять Авескию, властвовать, порабощать, распространять свой бездушный, прогрессивный образ мыслей по всей стране.

Теперь их не остановишь.

Хороши они или плохи, новые идеи пускают корни, и для Кандерула уже нет возврата к прошлому.

Слова гочанны Джатонди. К счастью, матери гочанны не придется дожить до того времени, когда они сбудутся. Ксандунисса поставила свою подпись и запечатала послание, оттиснув на золотистом воске причудливую королевскую печать Кандерула. Дернула шнур звонка, и через минуту вошел Паро. Гочалла передала ему письмо, немного денег, ковровый саквояж и объяснила, что он должен сделать. Раб выслушал и удалился с поклоном. Паро еще не знал, что его ожидает неизбежная свобода. Снова одна.

Ксандунисса загасила светильники, оставив всего один. Прошла через спальню к цветущему лурулеанни и отстучала по стволу короткую дробь. Из-под корней вытекла узкая многоцветная живая струйка. Длиной почти в локоть, алое членистое тельце было расписано яркими пурпурными полосками и окаймлено бахромой бесчисленных ножек. На языке Кандерула эта гигантская ядовитая многоножка называлась «бхийас ксунеш», или «Драгоценный губитель». Несмотря на зловещее имя, смерть, приносимая бхийас, была нежна и приходила в сновидениях, которые в народе считались пророческими.

Гочалла посадила ее на левую руку. Тонкие ножки щекотали кожу. Правой рукой она резко ущипнула яркое тельце и почувствовала, как укололи запястье ядовитые челюсти. Боль была ничтожной, слабее булавочного укола.

– Благодарю, - сказала гочалла и осторожно вернула бхийас в ее убежище среди корней.

Она подошла к постели и прилегла. Устала, очень устала, но теперь ей хорошо. В спальне было жарко, но по жилам растекался непривычный холодок. Ощущение казалось довольно приятным.

Скоро ее глаза закрылись, и пришли цветные сновидения. Сперва она, как и хотела, увидела дочь. Джатонди казалась здоровой, красивой, а главное - живой. Она шла рука об руку с мужчиной, в котором гочалла узнала того иноземца, во Чаумелля. Странно, это зрелище больше не сердило гочаллу. Двое шли сквозь ослепительное солнечное сияние, но места гочалла узнать не смогла. Не ЗуЛайса, и не УудПрай. Она уловила блеск водной ряби… каналы?., и увидела чудесные дворцы. Не такие чудесные, как УудПрай, но тоже достойные восхищения. Такие здания никогда не возводились под небом Авескии. Джатонди с Чаумеллем шли по чужеземному городу. Вонар? Почему-то гочалла сомневалась. Нет, она не могла узнать место, не это не имело значения, потому что Джатонди улыбалась.