– Он пришел во дворец, преследуемый вивури с их смертоносными крылатыми ящерицами, - продолжала девушка. - Изгнать его безоружным значит предать смерти прямо перед воротами УудПрая.
– Это зрелище доставит мне огромное удовольствие, - заметила гочалла.
– Лучезарная, это равносильно убийству.
– Я сказала, что не причиню ему вреда. Если он станет добычей других охотников, это не моих рук дело.
– Не подобает гочалле прибегать к уловкам. Если ее решение привело человека к смерти, эта смерть на ее совести, и она это знает.
– Возможно ли, чтобы грязная подстилка поучала меня? Этот обломок добродетели смеет меня упрекать? Не проявила ли я умеренности, выдержки и мягкосердечия? Но всякому терпению приходит конец!
– Гочалла не нуждается в поучениях. Совесть подскажет ей, как поступить.
– Берегись, чтобы ее совесть не потребовала заставить тебя вместе с ней наблюдать из окна за изгнанием вонарца.
– Он не уйдет безоружным. Честь гочаллы не позволит ей запятнать чистоту УудПрая.
– О чем идет речь?
– Мастер во Чаумелль много дней был принят во дворце как гость.
– Не я принимала его. А ты… твои гости - твоя забота.
– Верно. Но кто бы ни пригласил его, он был гостем под этой крышей. Это событие вплетено в ткань истории УудПрая. Его не вычеркнуть оттуда. И если гость погибнет по воле обитателей дворца, УудПрай будет запятнан навеки.
Ксандунисса молчала.
– УудПрай разрушается, - добавила Джатонди, - но его душа оставалась чистой - по сей день.
– Змея, ты пользуешься моей любовью к дворцу, чтобы добиться своего!
– Я всего лишь привлекаю внимание гочаллы к истинной сути дела.
– Я бы возненавидела тебя, будь ты достойна моей ненависти, - превозмогая себя, гочалла согласилась, - Вонарец может взять с собой нож.
Ренилл и на то не смел надеяться, но Джатонди этого показалось мало.
– Не годится. Он не сумеет защититься от Сынов Аона и их ящериц одним ножом.
– Он должен считать величайшим счастьем и это.
– Этого мало. Ты могла бы на время отдать ему пистолет Паро. А еще лучше, пусть Паро отвезет его в город на фози.
– Ты смеешь предлагать… да есть ли предел твоей наглости? Как могла я думать, будто знаю тебя? Передо мной незнакомка!
– Чистота УудПрая…
– Не говори о ней больше, она ничего для тебя не значит! Слушай же меня. Чем отдать ему оружие Паро или заставлять Паро служить ему, я бы бросила его в озеро вечного огня, и тебя вместе с ним. Пусть берет или не берет нож, как пожелает, но ничего больше он не получит.
При виде ажурного пузыря Ксандунисса поражение выдохнула:
– Украден!
– Нет, Лучезарная, талисман принадлежит ему по праву, но владелец не знает, как использовать его. Не может ли этот талисман защитить носителя? Я спрашиваю дочь богов, обладающую знанием, скрытым от других. - Видя, что мать молчит, Джатонди добавила: - Таким образом гочалле не придется отдавать ничего, что принадлежит УудПраю. Она пожалует чужеземца словами, и только.
–
– Она сохранит чистоту дворца малой ценой. После долгого молчания гочалла протянула руку.
– Дай мне взглянуть, - приказала она.
Ренилл с трудом заставил себя расстаться с талисманом. Этой женщине ничего не стоит растоптать вещицу ногой. Правда, при таких обстоятельствах это мало что изменит. Ренилл повиновался.
Ксандунисса рассматривала талисман.
– Редкость, - заметила она.
Это он знал и без гочаллы.
– Это отражатель, - продолжала Ксандунисса. На минуту удивление вытеснило гнев, и лицо гочаллы помолодело. - Я всего один раз видела подобное. При правильном использовании он отражает мысль и внимание, направленные против носителя, обращая на источник, или направляя туда, куда пожелает владелец.
– Научи его, - попросила гочанна. - Это разрешит все затруднения. Ты ничего не потеряешь, ведь поделиться с ним этими знаниями мог бы и любой бродячий мутизи.
Гочалла застыла, молча, с неподвижным взглядом. Прошла целая вечность прежде, чем она повернулась к Рениллу.
– Я пыталась, - холодно сообщила она, - найти путь, который привел бы к твоей гибели, не запятнав чистоты УудПрая. Однако решение ускользает от меня. Я оказалась в ловушке. Твоя любовница, хоть и обделена истинной мудростью, коварно обратила против меня мою же любовь, сохранив тем твою недостойную жизнь.
Ренилл глубоко вздохнул, заметил, как напрягся палец Паро, лежащий на курке, и прикусил язык.
– Я не поступлюсь честью своего дома, - продолжала Ксандунисса. - Ты получишь от меня знание, и амулет останется при тебе.
Он встретился с гочаллой взглядом и заметил на ее губах слабую кривую усмешку.