Сумеречный город

Таисия снова вспомнила о беженке-ноктанке, которую стражники уволокли с рынка. Но в присутствии Данте все эти воспоминания быстро улетучились.

Оставалась одна проблема.

– Я не вижу себя политиком, такая карьера не для меня, – сказала Таисия. – Когда ты организуешь этот твой парламент, какую роль ты отведешь мне?

Данте сморщил нос:

– Тая, ты родилась для политической карьеры.

– Ага, только меня не спрашивали, хочу ли я этого.

– Ладно, не волнуйся. Когда королевства откроются, я планирую восстановить все направления деятельности, для которых и были созданы Ластрайдеры. И мне будет нужен тот, кто встанет во главе этого движения.

Если ты член одного из домов, твой статус идет рука об руку с ответственностью; и чтобы сохранить свой статус, каждая семья должна чем-то пожертвовать.

Сила дома Вакара – некромантия, Мардова взращивают могущественных магов, дом Киров – солдат для ополчения, а дом Ластрайдеров – эмиссаров торговли между королевствами.

Во всяком случае, так было до Запечатывания. Теперь, когда природные ресурсы начали истощаться, Ластрайдеры как могли налаживали связи с соседями, чтобы сохранить то немногое, что еще осталось.

У Таисии было такое чувство, будто у нее украли жизнь, где она могла бы перемещаться из королевства в королевство, собирать артефакты, разведывать источники ресурсов, изучать все непонятное и грозящие мирам опасности. Только бы не сидеть без дела. Свобода пойти куда хочешь и делать что хочешь – вот что было для нее главным.

Лишь бы не быть бесполезным, скованным ответственностью перед домом Ластрайдеров запасным игроком.

– Ты азартный и сейчас играешь, и эта игра закончится тем, что тебя причислят к радикалам, – сказала Таисия и сама почувствовала, как вяло и неубедительно это звучит.

Увидев в глазах Таисии отражение своего желания, Данте улыбнулся:

– А ты тоже азартная, хочется поиграть, да?

Таисия снова посмотрела на растертый на полу круг.

Данте не стал бы рисковать из-за какой-то ерунды. Он хотел всеобщего блага и верил в лучшее будущее. А Таисия верила в Данте.

– Да, мог бы и не спрашивать.

II

Риша Вакара просила смерть принять ее, и смерть снова ей отказала.

Тропа не была ни ровной, ни прямой. Она плавно извивалась, как утыканная острыми камнями и блестящими осколками перидота и оникса змея. Вдоль тропы были установлены указатели – воткнутые в землю длинные тонкие кости с красными лентами на концах. Если бы Риша сошла с тропы, она бы потерялась навсегда.

Земля скрипела под подошвами туфель, каждый шаг вызывал всплеск могильного запаха. Вдоль тропы дул холодный ветер, несущий с собой затхлый дух спрятанной глубоко под землей усыпальницы.

Как бы Риша ни старалась, она не могла определить источник этого ветра – все за границами тропы скрывала самая обычная и неподатливая темнота.

Внутри этой темноты клубились неспособные куда-либо переместиться души.

Риша шла столько, сколько могла, столько, сколько ей позволила тропа. И, как это всегда случалось, тропа внезапно оборвалась, превратившись в закрученную спиралью тень, через которую нельзя пройти.

Как приношение Риша положила на тропу ветку кипариса и только после этого прижала ладони к барьеру.

Боль свернулась в клубок внизу живота и сжала в петле сердце. Риша стиснула зубы. Боль поглаживала изнутри нежную кожу горла, пробегала по артериям по всему телу, словно издеваясь, мягко указывала Рише на все ее уязвимые места, на все ворота, через которые в тело входит смерть.

Но Ришу волновали одни-единственные ворота – те, которые были перед ней.

За ее спиной зависли три души, которые до этой встречи бродили неприкаянные по некрополю, печальные бесплотные существа, не знающие ни смысла своего существования, ни направления, в котором им двигаться дальше. Риша хотела отправить их домой, хотела, чтобы они ушли в иной мир, пока чья-то злая воля не вселила их в разлагающиеся трупы и не заставила творить зло.

«Он узнал, что я спала с другим… – шептал тихий, как шелест листьев, голос. – Он разозлился…»

«Моя дочь устала обо мне заботиться… – прошептал другой. – Я напился, чтобы заглушить боль, и выбросился из окна…»

Риша закрыла глаза и, чтобы не слышать эти голоса, нырнула в шорох потоков собственной крови. Теперь она слушала только неровный стук своего сердца. И темнота тоже как будто ее слушала. Риша ощущала осколки костей в земле и мерцающие самоцветы вдоль тропы.

А за барьером – бесконечные до головокружения просторы Мортри. Сила за этим барьером была просто колоссальной. Пульс Риши пел с этой силой, у них была одна цель – прожечь дыру между мирами.

Как и всякий раз до этого, все ее усилия ни к чему не привели. Как бы Риша ни старалась, барьер не поддавался, упирался, как сильная ладонь в грудь. Риша зарычала и надавила еще, пытаясь найти хоть какую-то трещину. Все без толку – барьер не поддавался.

– Прошу, – прошептала Риша в собственные руки, обращаясь к темноте, к Мортри, к ее части наследия по праву крови, к царству, к которому взывала ее сила.

К царству смерти.

– Тхана, ты слышишь меня? К тебе взывает твоя кровь. Тхана, я здесь. Прошу, откликнись.