Сумеречный город

В браслете была причина моих скитаний, которые, как я надеялся, окончатся в Землях Эрхегорда, в этом таинственном Западном Вальноре. Я был близок к цели и теперь, после всего услышанного, думал лишь о том, как одолеть очередное препятствие на пути – сумеречное воинство Хубистана, воздвигнутую им стену мглы.

Глава 5 Миалинта

Истину говорят, что Зиалантир, названный Землями Эрхегорда, пусть никогда по-настоящему ни ему, ни его отродьям не принадлежавший, – сад Акмеона, уготовленный к его возвращению. Этот край опасен для разумных существ не только сильной и беспощадной природой, но и тем, что неизменно лишает всякого разума и направляет к самоуничтожению, будто протестует против осознанности и пестует свободу слепых, не обремененных сознанием существ.

До Эниона Прародителя Зиалантир был благим краем для животных и растений, а с тех пор как человек запустил в него свои жадные пальцы – для утех и безграничного плодородия стал истреблять его богатства, – с тех самых пор Зиалантир переменился: расширил болота и пустыни, пустил гниль по рекам и лесам, поднял из земли черную смерть, а все для того, чтобы дать отпор человеку и вернуться к нарушенной гармонии. И главный вопрос теперь в том, как жили Предшественники: тщетно боролись с этой гармонией или же успешно ее устанавливали.

«Поучение поколению нынешнему и грядущему». Квиантин

– Я вам так скажу. Это все девичьи забавы, – глухим басом заявил Орин.

Как и прежде, каменщик говорил, ни к кому не обращаясь лично. Изредка поглядывал на Тирхствина, а чаще смотрел на сидевшего рядом сына, Эрина.

– Этим никого не удивишь. Шоэнгар и его отец правильно делали, что читали о царстве Махардишана. Там есть, чему поучиться. Нашим скрягам не понять.

Орин будто невзначай посмотрел на Тирхствина. Наместник на его взгляд не обратил внимания.

– Один баштан своих врагов заживо муровал в стену. Так, чтоб голова оставалась. Кого помельче, всякую безродную шебурху, муровал на дворцовой кухне. Кухарки затыкали себе уши воском, чтобы не слышать криков. Варят, парят, рубят, а эти в стене торчат. Нюхают и воют. – Орин отрывисто хохотнул. – Долгая, голодная смерть. Баштан потом наслаждался едой, пропитанной стонами и мольбами врагов. Говорил, это хорошо для пищеварения. И все было справедливо. По произволу никто в его стены не попадал. «Каждому пусть воздастся». Тех, кто из знати, тоже муровал, но уже в торжественном зале. Чтоб любовались его застольями. Чтоб кричали проклятья. Чтоб давились слюной и кровью. Каково?!

Голос Орина гулко расходился под сводчатым потолком.

– Это вам не птичек подвешивать, – добавил каменщик.

Я невольно посмотрел на закрепленные вдоль карниза клетки с притихшими виалутами. Очаровательные создания: с густыми синими перьями, с длинным золотистым клювом. Они реагируют на звуки. Шум их усыпляет. Зажмурившись, они все глубже оседают в своем оперении, даже не шевелятся. Но как только застольные разговоры стихают, они начинают один за другим просыпаться. Затягивают свою песню – от самых тихих, нежных мелодий, пока еще слышны голоса людей, до громкой трели, когда они остаются в одиночестве.

– Ну а главных врагов он муровал в стены своей опочивальни! – Орин рассмеялся глубоким басом.

За столом, среди гостей, послышались недовольные перешептывания и сдавленные смешки.

Сейчас, стоя на аллее Памяти, возле массивной балюстрады, за которой начиналась стена тумана, я отчего-то вспоминал именно каменщика Орина из рода Торгорда, чьи владения так заинтересовали Теора и который, несмотря ни на что, готовился к ярмарке.