Сумеречный город

– О нет! Я все понимаю. И вижу, что здесь Юна даже красивее, чем была. Да. Так даже лучше. Почему бы и нет?.. Я точно не спятил, я все понимаю. И ты поймешь. У тебя будет достаточно времени.

Юна судорожно хватала ртом воздух, но черты ее лица не пропадали. Она оставалась все такой же живой, только бесцветной. А вот вся мебель, вслед за неподвижными мужчиной и детьми, окончательно поблекла, стала расходиться клубами тумана.

– Но ведь она не настоящая! – закричал я. – Это не та Юна. Это вообще не человек!

– А вот это не твое дело, хангол. Не я первый, не я последний. Думаешь, я не подумал?! Зря. Кое-кто из твоих знакомых уже проделывал такую штуку. Правда, не очень удачно, но это ничего, для начала и так сгодится. Я потом придумаю, как пойти дальше. Так что не бойся за нас. Это не твоя забота. С этим я разберусь.

Эрин безумно улыбался. Он был уже возле порога и хотел было перешагнуть его, но тут взорвался гневом:

– Что ты понимаешь, умник! Хочешь знать правду? Хочешь знать, чем все закончилось? Хочешь? А?!

Я молчал. Готовился к прыжку. Знал, что с такого расстояния промахнуться из самострела трудно, но готов был рискнуть. Надеялся на взвинченность Эрина и на то, что он был хмельной.

– Ну вот тебе, подавись. Я ее убил! Слышишь?! Убил! Да, она была счастлива со своим проклятым бондарем. И я следил за ними. Я сходил с ума. А потом дети… Я сказал отцу, что покончу с собой, что не могу жить, зная, как она счастлива. И он послал своих наемников. Да, они убили ее! И поганого бондаря! Как тебе?!

Эрин плакал. Кричал в истерике. С губ срывались брызги слюны. Он был на грани безумия. Я должен был воспользоваться этим.

– Их убили… А детей отдали бродячим артистам. И Сольвин все знал. Знал! Понял. Конечно, понял… И стерпел. Не сказал ни слова. Продолжал работать на моего отца. Улыбаться ему, лебезить… Мерзкий жирный окорок! А сейчас ходит весь такой счастливый, у него же лучшее подворье в городе, и…

Пес, все это время прятавшийся поблизости, за кадкой с цветами, рванул вперед, взмыл в воздух и вцепился в плечо Эрину. Грохнул выстрел. Мимо. Больше зарядов не было.

Юна вырвалась из ослабевшей хватки, а Эрин взвыл от боли и отчаяния. Он бросился вдогонку, хотел достать нож, но пес не позволил: повис на плече и с беззвучным рычанием дергался всем телом.

Тем временем я выскочил на веранду, скатился по лестнице и оказался на брусчатке. Обернувшись, увидел, как сын каменщика наконец схватил разъяренного пса за шкирку, оторвал его от себя и со злобой швырнул в мою сторону. И тут же лицо Эрина исказилось ужасом. Он понял, что сделал, но изменить ничего не мог. Даже не успел крикнуть. Пес перелетел через порог, беззвучно скуля, кубарем скатился по ступеням мне под ноги. В следующее мгновение очертания дома поплыли. Он стал быстро развеиваться, исчезать. Внутри уже нельзя было ничего разглядеть. Ни мебели, ни Юны, ни Эрина.

«В тумане можно найти то, что потерял. Только взамен нужно что-то оставить…»

Я завороженно смотрел, как исчезает дом, а с ним и сын каменщика. Он обрел то, что потерял. Вернулся в мир, которого у него никогда не было. Стал сумеречным жителем Хубистана – города забвения. Я надеялся, что там Эрин будет по-своему счастлив, сможет забыть свое прошлое.

Он задумал все это, чтобы обменять живого меня на призрачную Юну. Надеялся вернуть любимую женщину, но просчитался. Не знаю, на что он надеялся, ведь пес, который вышел взамен его, так и остался сотканным из тумана. Он ластился, игриво подпрыгивал, норовил лизнуть руку, но за границу мглы пройти не смог.

Вернувшись со мной в Багульдин, пес остановился перед кромкой тумана и зашелся беззвучным лаем. Скалился, отскакивал, крутился на месте и продолжал лаять. Когда же я перешагнул границу мглы, увидел, что призрачная лечавка бесновалась в том самом месте, где еще не так давно суетился другой пес – настоящий, со стороны живых кварталов. Что бы там ни было, с новым другом пришлось проститься.

Я направился к подворью в надежде, что еще не скоро вернусь в туман со всеми его гибельными видениями, но не прошло и суток, как меня снова вынудили в него окунуться. Следующим утром, после беспорядка на Ярмарочной площади, я опять оказался на улице Адельвита – прятался от погони.

Сбежать из «Нагорного плеса» было непросто. Пришлось с балкона перелезть на колонну главного фасада и спускаться по ней. Едва добравшись до карниза между первым и вторым этажом, я сорвался и упал на толпившихся под стеной зевак. Возможно, падение спасло мне жизнь, потому что с балкона в меня уже целились два тяжелых арбалета. От входа в подворье ко мне кинулись наемники. Я вскочил и, расталкивая людей, бросился прочь.

Продираться через запруженную площадь было трудно, но зато я быстро затерялся среди сотен беспокойных горожан. Комендант еще о чем-то говорил. Я едва разбирал его слова, слышал только собственное дыхание и ругань тех, кого отталкивал.