Франсуаз распрямилась, затем ударом ноги вернула на место дверцу старого шкафа. Серые глаза остановились на мне, она ласкающими движениями поправила мой галстук.
— Вот здесь, — сказала она.
Ее длинные пальцы вновь осторожно открыли панель, вспученную лаком.
— Посвети, — попросила девушка.
Я достал фонарик-карандаш, и тонкий лучик света ударил в темные глубины шкафа. Франсуаз засмеялась тихим торжествующим смехом.
— Иди к тете Френки, — пробормотала она.
Уолдо Каннинг поднимался на ноги. Он не чувствовал боли, не чувствовал усталости, он даже забыл, как сложно стало ему приводить в движение это старое, согнутое годами тело. Теперь единственная мысль двигала Уолдо — желание выжить.
Эльф с задумчивым взглядом оказался только ширмой, занавесью, за которой Уолдо не смог различить своего главного противника. Он понял, что именно ее пришлось сбросить с лестницы, когда Мэделайн Ти'Айлинэль вспарывала себе тело тупым лезвием бритвы.
Уолдо видел перед собой большие серые глаза, и они его пугали.
Пугали потому, что он не мог заглянуть в них, достичь глубины и прочувствовать душу их обладательницы. С эльфом было все понятно — Уолдо воспринимал пульсацию его эмоций и чувствовал, как быстро вибрирует мозг.
Девушка оказалась другой. Стоило Каннингу коснуться ее сознания, как он ощутил одно — мощный поток безжалостной разрушительной энергии, не знающей ни преград, ни сдерживающих механизмов.
Он пытался отыскать в ней что-то знакомое, то, что он встречал у всех остальных. Черты, которые делали их слабыми и заставляли подчиняться ему. Сомнение. Сочувствие. Жалость.
Ничего этого не было за серыми непроницаемыми глазами — только мощное стремление обладать, властвовать и сокрушать.
Это было новым для Уолдо, странным и потому пугающим.
Он должен уничтожить демонессу — убить ее как можно быстрее. А для этого ему нужна шкатулка.
— Вот так…
Из-под старых фотографий Франсуаз вынула глиняную статуэтку, — медленно, осторожно, словно имела дело с живым существом, которое можно поранить.
— Посмотри, Майкл, — сказала она, кладя на ладонь облупившуюся фигурку. — Разве это не прелестно?
Та была сделана много лет назад, может быть даже, в начале века. Дешевая фабричная поделка, призванная раскрасить убогий быт.
Всадник на лошади. Вместо лица у человечка ровная гладь. Те, кто делал игрушку, не теряли время, прорисовывая детали — и тысячи таких всадников гарцевали давным-давно на шкафах и каминных полках, пока не разбились, рассыпались и не были выброшены на помойку вместе с той эпохой, которая их породила.
— Старье, Френки, — констатировал я. — Как и весь чердак.
Франсуаз любовно подняла игрушку, провела длинным тонким пальцем по спине человечка.
— Он чувствует меня, — засмеялась она. — Знает, что мы идем. Но слишком самонадеян, чтобы прыгнуть в бетономешалку и сберечь нам несколько дней. Пока он просто боится и пытается сопротивляться…
Уолдо Каннинг стоял возле своего столика, погружая руку в шкатулку. Его пальцы поглаживали старую глиняную фигурку, проводя по линии раскола.
— Мэделайн, Мэделайн, — тихо повторял про себя старик. — Ты принадлежишь мне, ты и твой ребенок. Никто не сможет забрать вас у меня. Ты сама отдала мне свою жизнь — помнишь? И теперь только ты можешь ее вернуть.
Детские голоса обступили Уолдо, подбадривая его и давая сил.
— Я знаю, знаю, мои маленькие сорванцы, — приговаривал он. — Только мы с вами по-настоящему понимаем друг друга. Я знаю, вы поможете своему старому Уолдо…
Дети дрожали и жались к нему, обхватывая его одежду маленькими слабыми ручонками.
— Вы боитесь, боитесь, что она придет и откроет нашу шкатулку… Она может… Она
Биржевой маклер бросил телефонную трубку, отстранение глядя сквозь окно на светлое небо. Человек на другом конце провода что-то повторял, но маклер не слушал его.
— Идите ко мне, — повторял Уолдо. —
Владелец конторы удивленно повернул голову, не понимая, почему секретарша вдруг перестала печатать и смотрит в никуда, не замечая его.
Огромный рейсовый автобус остановился посреди хайвея, и десятки машин позади начали сигналить. Смуглые руки водителя крепко сжимали руль, глаза устремились вдаль.
— Скорее… Все вы отдали мне свои жизни, чтобы старый Уолдо сохранил их для вас…
Люди бросали работу, замирали, и только их головы поворачивались к окнам — большим и маленьким, прозрачным и тонированным.
Они поняли, что настало время убить себя.
— Посмотри, Майкл, здесь линия скола, — произнесла Франсуаз. — Две фигурки составляли одну композицию. Что могло быть второй?
— Женщина, — сказал я. — В широком платье с рюшечками. Эту фигурку Родерик Калленти подарил своей милой подружке Мэд, когда они были детьми.
Я пожал плечами.
— Достаточно романтично, ты не находишь?
Франсуаз с подозрением посмотрела на меня.
— Ты знал? — спросила она.