Сумерки

У новой России очевидна потребность в нормальных деловых отношениях, равноправном и взаимовыгодном международном сотрудничестве, но, как говорится, храни нас Господь от всего того, что именовалось интернационализмом на большевистский манер. В конечном счете все это прямо следовало из догмы, что империализм обречен, а также из неумения и нежелания увидеть и реально оценить происходящие перемены в мире и реально оценить себя и других.

Идеологическое ослепление — страшная вещь, ведущая к неисчислимым бедам. Взять, к примеру, вторжение в Афганистан. Начиналось с малого. Переворот, осуществленный группой афганских офицеров, хорошо усвоивших советские рецепты: провозглашение социалистических целей и глубоких чувств дружбы к Советскому Союзу; порция антиамериканизма; объявление руководителя страны Амина американским шпионом — и… объятия Москвы обеспечены! Поначалу речь шла об экономической помощи, помощи оружием и специалистами. Но афганские «преобразователи» сразу же уперлись в устойчивые традиции феодального общества. Началась гражданская война. Мне известно, что информацию об Амине как «американском агенте» дал Крючков, непосредственно курировавший затем афганскую авантюру по линии КГБ и Политбюро ЦК.

Вторжение Советского Союза в мусульманскую страну Афганистан подорвало известное доверие мусульманского мира к нашей стране, способствовало развитию исламского фундаментализма, активизировало антирусские настроения в мусульманских республиках. Об афганской трагедии написано и сказано много. Мир осудил советскую агрессию. Но грехопадение большевистской внешней политики случилось намного раньше вторжения так называемого «ограниченного контингента советских войск» на афганскую землю. Намного раньше! Оно вытекало из основополагающих постулатов большевизма. Об этом я и веду речь.

С началом Перестройки, весной 1985 года, не сразу, а исподволь, как бы вымеряя неизведанную дорогу, начался отход от догм, от зашоренности в международных делах, пересмотр бетонных установок, которые били по жизненным интересам общества. Михаил Горбачев понимал угрозу катастрофы страны в результате гибельной милитаризации. Демонтаж отжившей политики во внешнеполитической сфере — это захватывающая и драматическая история.

В условиях, сложившихся в мире после серии трагедий в России и США, стало особенно очевидным, что политическое толкование «холодной войны» — вопрос вовсе не прошлого, а, скорее, будущего. Если завершение «холодной войны» знаменовало собой поражение одной из сторон — это одна картина будущего мира. Но если мы готовы признать, что реальные события развивались по более сложному сценарию отношений, нежели простое поражение, — то это уже другая картина, хотя и не очень ясно, какая именно. По этим вопросам существует достаточно широкий диапазон мнений как в США и России, так и в Европе.

В этой связи весьма важно определиться с ответом на вопрос: когда же началась «холодная война»? Хотел бы высказать свою точку зрения на эту тему. Принято считать, что она вспыхнула сразу же после Второй мировой войны. По-моему, это не так. Совсем не так. «Холодная война» началась сразу же после раскола мира на две враждующие системы, то есть в 1917 году.

Верно, что противостояние систем пережило разные этапы. Были спады. Были обострения. Все помнят и совместную борьбу против гитлеровской Германии. Но главная составляющая — органическая непримиримость деспотии и демократии — оставалась неизменной, готовой вылиться в новую мировую войну.

Чем была «холодная война»? На этот счет есть несколько точек зрения. Первая сводится к тому, что «холодная война» — суть политическое и военное проявление законного и вынужденного ответа на неприемлемое международное поведение другой стороны. В соответствии с этой формулой США и Запад в целом вынуждены были пойти на ужесточение политики в отношении Советского Союза из-за его поведения в странах Центральной и Восточной Европы, в некоторых частях Азии, в «третьем мире». В Советском Союзе в соответствии с той же моделью подробно перечислялись прегрешения и происки США, на которые Москве приходилось реагировать очень остро, причем, как изображалось, вопреки ее желанию. Иными словами, в основе такого подхода лежала классическая формула «хороших и плохих парней». Абсолютному Злу противостояло абсолютное Добро.

Если встать на позиции не ангажированного политика или исследователя, то придется признать, что поведение обеих сторон на протяжении почти семи десятилетий было, мягко говоря, далеко не безупречным. Во всяком случае, любая из сторон могла без затруднений найти в действиях другой оправдание для собственных действий.