Сумерки

Тяжелое сознание неминуемой гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины. Все, у кого бьется в груди русское сердце, все кто верит в Бога, — в храмы, молите Господа Бога о явлении величайшего чуда, спасения родимой земли.

Я, генерал Корнилов, — сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне лично ничего не надо, кроме сохранения великой России, и клянусь довести народ — путем победы над врагом, до Учредительного Собрания, на котором Он Сам решит свои судьбы и выберет уклад своей Государственной жизни.

Предать же Россию в руки ее исконного врага — германского племени и сделать Русский народ рабами немцев, — я не в силах и предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама Русской земли.

Русский народ, в твоих руках жизнь твоей Родины!

Генерал Корнилов. 27 августа 1917 года».

Кстати, созданная после смещения Корнилова Чрезвычайная комиссия не нашла в его действиях измены. Развитие событий показало, что генерал Корнилов был прав по существу, хотя и допустил в телеграмме пару фактических неточностей. Большевики тогда не были в большинстве в питерских Советах, а Временное правительство конечно же не действовало в согласии с немцами. Видимо, воспаленное время делает эмоции особенно горячими.

Ленин, как всегда, хитрил, выбирая позицию повыгоднее для себя. Потерпев фиаско в июле, он похотливо жаждал реванша. Понимал, что главная угроза для его планов захвата власти идет от Корнилова, а не от Керенского, правительство которого слабело день ото дня. Поэтому большевики активно включились в борьбу против Корнилова. Но Ленин и тут охлаждает пыл своих подельников. Он пишет письмо в центральный комитет РСДРП(б), в котором требует пересмотра тактики борьбы: «По моему убеждению, в беспринципность впадают те, кто (подобно Володарскому) скатывается до оборончества или (подобно другим большевикам) до блока с эсерами, до поддержки Временного правительства… Поддерживать правительство Керенского мы даже теперь не должны. Это беспринципность. Спросят: неужели не биться против Корнилова? Конечно, да! Но это не одно и то же; тут есть грань; ее переходят иные большевики, впадая в «соглашательство», давая увлечь себя потоку событий. Мы будем воевать, мы воюем с Корниловым, как и войска Керенского, но мы не поддерживаем Керенского, а разоблачаем его слабость… Эта разница довольно тонкая, но архисущественная и забывать ее нельзя».

Да уж куда тоньше.

Последние дни перед контрреволюционным переворотом наполнены трагическим напряжением: большевики рвались к власти, а противники Ленина и его предательской своры никак не могли найти согласия в методах противодействия. Да и в самом ЦК большевистской партии не было единогласия относительно способа и времени захвата власти. Ленин рвался в бой, утверждал, что только вооруженное насилие приведет к власти, большинство же в ЦК возлагали свои надежды на открывающийся съезд Советов, который и должен решить вопрос о власти еще до созыва Учредительного собрания. Будучи до предела разъяренным подобной позицией ЦК, Ленин требует разрешить ему приехать в Смольный, но ему дважды отказывают, опасаясь его авантюризма.