Сумерки

— Да взять хотя бы майянскую пирамиду с мумией вождя — и это на Красной площади! Неужели это не кажется вам полным абсурдом? Хотя, с другой стороны, откуда вам знать, что там находится в действительности…

— Это же Мавзолей! — возразил я; мне самому, одурманенному повестью Каса-дель-Лагарто, случилось принять его за индейский храм, но я-то тогда сумел прийти в себя.

— Однако не свяжи я свою жизнь с изучением цивилизации майя, он бы там не оказался! Всё дело в том, что, учась на инженера-конструктора, я принял участие в конференции социалистической молодёжи в Мексике.

Я глядел на него как на безумца.

— Я был лучшим студентом потока. Меня пригласили на собеседование в Комитет Госбезопасности, и взамен на моё согласие сотрудничать с ними приподняли лично для меня Железный занавес. Посоветовали учить испанский, и через полгода я полетел в Нью-Мехико.

При упоминании о КГБ моё лицо, видимо, еле заметно дёрнулось, потому что он прервался и с вызовом сказал:

— И не подумайте, что я сожалею о сотрудничестве с Комитетом. Их сейчас все хулят, а они полезного тоже немало сделали. И уж если кто и смог бы сейчас в нашей стране навести порядок, так это они.

Но я уже совладал с собой и не собирался пускаться в споры. Мне хотелось только, чтобы он досказал историю своего романа с майя.

— Организаторы слёта решили устроить нам небольшую культурную программу — повезли на экскурсию в Ушмаль. Все передовые трактористы, доярки и шахтёры из нашей группы пробежались по пирамидам рысцой и вернулись в автобус, а меня там словно молнией ударило. Хожу, фотографирую, разглядываю всё — час, другой, и не могу оторваться. Меня потеряли уже, чуть не оставили на развалинах. Вернулся в город, накупил себе книг по индейской истории, читал со словарём, и уже на обратном пути понял, что самолётами больше заниматься не смогу. Ничем больше не смогу заниматься, кроме майя. Совершенно потрясающая цивилизация, и поразительно малоизученная. Буквально загадка на загадке. Взять хотя бы её необъяснимое крушение — и это на самом взлёте. Даже письменность была не расшифрована. Некоторые специалисты и вовсе считали иероглифы декоративным орнаментом. Майя тогда ещё искали своего Шампольона, и я поставил себе задачу им стать. Выучился на историка, занимался криптографией, лингвистикой — всем, что помогало мне разобраться в майянской иероглифике. Положил на это всю жизнь и преуспел.

— Это вы расшифровали их письменность?

Старик сумел меня озадачить: ни Ягониэль, ни Кюммерлинг ни словом не упоминали заслуг Кнорозова. Опять лгал, или я просто невнимательно читал?

Он с достоинством кивнул.

— Это ровным счётом ничего не доказывает, — упрямо сказал я. — У меня есть каноническое объяснение происхождения Мавзолея, и оно ничуть не хуже вашего.

— Валяйте, объясните тогда тем же путём всё, что с вами случилось за последние несколько недель, с того момента, как вы начали переводить эту книгу, — он выпустил струю дыма мне в лицо и раздавил окурок. — Про человека-ягуара, про безголового хранителя гробниц, про летопись грядущего…

— Я надеялся, что всё это расскажете мне вы, — подавившись заготовленной ядовитой репликой, признался я.

— К несчастью, до вас невозможно достучаться, — он развёл руками. — Говорю вам в который раз, всё это происходит с вами, да и со всей окружающей вас вселенной, потому что я вижу это в своём сне. Следовательно, вселенная и есть я.

— Но тогда, если вы и есть царь и бог этого мира, вы должны быть всемогущи! Докажите мне, что ваши слова не пусты. Совершите чудо! Превратите чай в вино или, на худой конец, воспарите! Сделайте так, чтобы я вам поверил!

— Удивительно, — вздохнул Кнорозов. — Видимо, с этой проблемой приходится сталкиваться всем. Непременно нужны чудеса. Вынужден вас разочаровать. Я бессилен.

— Но это же ваш мир!

— Это мой вязкий, горячечный бред. Я просто смотрю его, и не в силах что-либо изменить. Конечно, мои скрытые желание или подавленные устремления формируют его, влияют на него и толкают вперёд его витиеватый сюжет, но не в большей степени, чем это бывает в обычных снах. Можно только постфактум пытаться понять, что означал тот или иной поворот; этим я тут, в основном, и занимаюсь…

Я снова притих, озадаченный внезапным кульбитом, который проделали мои мысли. Так и не найдя самостоятельно ответа на повисший вопрос, я обратился за помощью.

— Однако если это ваш сон, то где же вы настоящий?

— Хороший вопрос. Скорее всего, я лежу под капельницей в Московском Онкологическом центре, где мне предстоит операция по поводу злокачественной опухоли мозга. Первые подозрения появились полтора месяца назад, сначала я не поверил, родным говорить не хотел, но потом анализы все подтвердили, и рентген.

Пришлось лечь в больницу. Великолепная современная клиника, обходительный персонал… Лида сказала, что пока не сможет приехать, — вставил он вдруг. — С работы не отпускают, и Алёшенька заболел… Валя тоже позабыла, не заходит…

— Но разве ваша жена не умерла? — ошеломлённо спросил я.