Сумерки

Он с ума сошёл! Я беспомощно оглянулся. Подавшись назад, — ужас мой был невыносимый, — я тихо выговорил, путаясь:

— Не пугайте меня! Я зашёл к вам погреться и посидеть с Алёшей.

Мать всплеснула руками, и звук этот, как мольба, пронёсся в тишине.

— Пусть он войдёт, — услышал я слабый голос Алёши.

Я спустился с первой ступеньки, со второй — и оглянулся. Опёршись о локоть, глядел на меня калека Саша, и глаза его как бы просили не страшиться.

Вдруг я услышал шёпот:

— Алёша умирает!

Я вздрогнул и обернулся. Старуха стояла подле меня, мотала головой и взгляд её по-прежнему был бесстрастный, ничего не значащий…

— Умирает? — тихо спросил я, похолодев. — Ужели я буду присутствовать при смерти? — всполошился я… — Это невозможно, — мелькнула другая мысль и оборвалась.

Меня била лихорадка. Что невозможно? Кто это сказал? О чём я думаю? Ведь это… смерть. Это… умирание? Как хочется и мне отдать свою душу, лежать в белом и… чтобы старик стоял подле меня…

— Здравствуй… — прервал мои думы, Алёша.

— Здравствуй, здравствуй… — прошептал я.

Лишь теперь я разглядел его лицо. Почему оно было синим, фиолетовым? Почему чёрные глаза так невинно, трогательно, и, нежно как никогда, смотрели на меня, на комнату, на старика? Я подошёл к нему, не зная что мне сделать, сесть ли подле, стать ли на колени и начать молиться.

— Я скоро буду "там"… — шёпотом, словно тайну открывал, выговорил он.

Он передохнул, — я ждал. Но напрасно, — он забыл обо мне.

— Последние дни Алёша всё время так, — сказал Саша громко, — начнёт и не кончит. Садись возле меня.

— Давно ли он… такой? — спросил я, усаживаясь на кровати.

— Богатым всё равно: давно ли, недавно ли… Не надо спрашивать: я сердитый! Ну да, я сердитый, — хмуро повторил он, — жестокое недовольство, страдание было в его голосе. — Вот так и сестрица Аннушка умерла, теперь он. И ничего нельзя понять! А Алёша всё про обман говорит. Обманул Бог, да не его. Вот оно что!

Старик зашевелился.

— …Я был "там", — как со сна выговорил вдруг Алёша, и все мы, кроме старика, встрепенулись. — Я был "там", — повторил он уже смеющимся голосом, — и буду "там"!..

— Довольно, — с мольбой произнёс слепой.

— Отец, жизнь — обман? Ведь ты так говорил? Отец, но Бог? Ты смеёшься! И Его нет… Так пойди посмотри, где стоит луна и скажи мне.

Он задумался… Мы ждали.

— Всё время так, — сердито повторил Саша. — Отец его погубил. Всё книжки, всё разговоры про ложь, да сказки. Человек — обман, кушать хочу — обман, а правда где? Вот с луной возился, с бесом, чёрт знает с чем, возился Алёша-то! Сам, как Отец людей, добрый, — а жил, будто один на земле. Будто никого! Да, испортил отец всех и меня испортит, — вот чего боюсь. Только мать ещё держится.

Наступила тишина. Огонь в лампе горел ярко, и в комнате не было теней. И чем больше я всматривался, вглядывался, тем несомненнее начинало казаться, что так должно быть наверху, таким должно быть нездешнее, истинное… Голова моя, словно надвое раскололась, каждая половина по-своему смеялась и смех был восторгом.

— Истина! — уверенно подумал я.

— Богатым хорошо, — пошептал Саша, и это подхватила старуха и однообразным голосом повторила:

— Богатым хорошо.

— Люди о хлебе должны думать, о живом, а тут ни о чём, кроме обмана, не слышишь, да о чертях. А я жить хочу!

— Я жить хочу, — как эхо отозвалась старуха.

Опять заколыхался белый ком и мы насторожились…

— Отец, мы идём к Правде, — ты так сказал? Отец, я вижу Правду…

— Алёшенька, — прошептал старик, — Алёшенька!..

— Отчего вы не пошли к моей маме, — произнёс я, когда Алёша замолчал. — Знаешь, — с жаром продолжал я, обращаясь к Саше, — ведь я его люблю… страшно! Я всё время думал о нём. Я хотел придти, но мне нельзя было. Я хотел сказать ему, что я его люблю, как брата… больше!

— Богатые не любят бедных, — возразил Саша хмуро.

— Это неправда, — любят! Мы любим, я люблю!

— Бедные богатых тоже не любят, — произнёс он вдруг страшно искренно. — Я бы всех богатых… замучил. Пусть знают!

Я поднял голову. "Это враг!" — пронеслось у меня… — "Это друг!" — пронеслось у меня… Я словно в себя пришёл, словно я крепко-крепко спал и проснулся в чужом месте, в неизвестном городе…

— Нам нужны деньги, деньги, — проговорила старуха, — принесите нам!

— Да, да, — пробормотал я, — я принесу. Во дворе кричат, слышите?

— Павлуша! — донёсся отчётливо со двора голос Коли.

— Господи, что я наделал? — прошептал я, упав духом. — Господи!.. Прощайте! — произнёс я торопливо, — вы слышите, меня зовут, меня ищут.

Вне себя я открыл дверь и выбежал из комнаты. Во дворе с фонарём шли папа, Коля, и Маша.

— Я пропал, — подумал я, и с тихим трепетом, словно на казнь, пошёл им на встречу. Кружилась моя голова…