Сумерки

В отличие от странных улочек и дворов, по которым я, словно Алиса кэрролловского белого кролика, преследовал предполагаемого заказчика, этот переулок был запружен народом. Ближайшее ко мне добротное серое жилое здание было будто гигантским колуном рассечено надвое; края раны уже довольно сильно разошлись, обнажив внутренности. С первого по шестой этажи в образовавшейся расщелине были видны половинки квартир: где-то обклеенные старыми обоями спальни, где-то дорого отремонтированные гостиные или зависшие над пропастью унитазы. Картина напоминала огромный кукольный домик, который можно раскрыть и заглянуть к нему внутрь. Изредка в проёмах мелькали синие комбинезоны спасателей, проверяющих, не остался ли кто в западне. У подъезда высилась небольшая гора диванов, телевизоров, компьютеров и набитых одеждой чемоданов – жильцы спасали самое ценное, пока подъезд не оцепила подоспевшая милиция. И сейчас ещё собравшаяся вокруг толпа возмущенно гудела, требуя у милиционеров снять кордон и пропустить её в погибающее здание.

Цела ли старая библиотека? В груди у меня защемило: это непримечательное и мало кому нужное строение в арбатской подбрюшине было одним из немногих мест в Москве, к которым я испытывал необъяснимую нежность.

…Землетрясение пощадило её. Деревянная постройка девятнадцатого века оказалась прочнее монументальных глыб сталинского ампира, аляповатых монстров элитных жилых комплексов и хрущёвских многоэтажных хижин. Пломбы Угрозыска на дверях были срезаны: то ли наведывались конкуренты из ГУВД, то ли мародёры воспользовались катаклизмом, чтобы попытать удачи в прикрытом за нарушения офисе.

Сам не зная зачем, я поднялся на порог и взялся за ручку; она неожиданно мягко подалась вниз, и дверь с недовольным скрипом отворилась. Воровато оглянувшись, я шагнул внутрь. Хулиганская выходка сойдёт мне с рук: во всеобщей суматохе никому нет дела до заброшенной переводческой конторы.

Там царил густой полумрак, и было душно, как в веками остававшемся запечатанном склепе. Предзакатному зимнему солнцу не по силам было проникнуть сквозь заросшие грязью оконные стёкла. В глубине помещения на полу чернела страшная широкая полоса: видимо, владельцев конторы сюда до сих пор не пускали, а милиции отмывать следы убийства было недосуг.

Приблизиться и осмотреть их я не осмелился; вместо этого подошёл к прилавку, за которым меня обычно встречал желчный Семёнов. Из-за скверного освещения его рабочего места почти не было видно, но я будто предчувствовал, что там найду.

Среди осыпавшейся штукатурки и книжной пыли на стойке покоилась она. Мне достаточно было всего один раз погладить пальцами заботливо выделанную кожу, чтобы узнать её – украшенную золочёным вензелем папку, в которой я получил самую первую, а, вернее, вторую главу старинной книги.

Я не стал искать объяснений. Жадно схватив папку, я стремглав вылетел из библиотеки и бросился в своё логово. Ни землетрясения, ни чудовища, ни даже милиция не страшили меня сейчас. Я боялся лишь одного: проснуться в поту в своей постели, судорожно сжимая пустые руки, в которых всего несколько мгновений назад держал свой бесценный груз, эту вымоленную и выстраданную мной индульгенцию.

* * *

Сверху лежал свёрнутый вчетверо клетчатый тетрадный лист, а за ним виднелись они! Страницы моего дневника! Дрожащими руками я отложил в сторону бумажку – она подождёт. Весь мир подождёт…