Под тяжестью новых впечатлений, под журчание слов, льющихся потоком из уст красавицы, Андрийко умолк. Кипящая молодая кровь ударила в голову, и он не мог уже вести толком беседу, и только враждебность к шляхетскому Змию Горынычу останавливала первый порыв юношеского восторга. Невольно он опустился на колени у ног Офки. А она приколола к его груди шарф, глаза её со странным выражением остановились на его склонённой фигуре, а на губах уже не играла, как всегда, глумливая усмешка. Думала ли Офка о чем-нибудь другом? Или, может, позабылась игра, и сквозь пёстрый, яркий налёт лжи и лицемерия пробились давно забытые чувства?.. Кто знает?
X
Андрийко вышел от пани Офки точно одурманенный. В передней, где обычно сидела Марина, его поджидал Сташко. Окинув быстрым взглядом товарища, он лукаво захихикал. Румянец на лице юноши, шарф на его груди объяснили ему всё: Андрийко стал одним из рабов старостихи, орудием её замыслов, слугой Короны. Так ему, по крайней мере, показалось, и потому, выведя его во двор, Сташко спросил с улыбкой:
— А правда ведь, старостиха не так страшна, как думает твой дядя?
Глотнув свежего морозного воздуха, юноша пришёл в себя.
— Страшна? Нет! Но несчастна, — сказал он, — и мне жаль её. Всё, что смогу, если попросит, сделаю, но полагаю, она никогда не попросит чего-нибудь такого, что не пристало ни ей, ни мне. Это благородная женщина,
— А!
Сташко рассчитывал на другой ответ, но времени добиться его уже не было: Андрийко торопился уйти. Вернувшись в палаты, Сташко передал старостихе их разговор. У неё было другое мнение, чем у пажа.
— Если Андрийко ещё рассуждает о моём благородстве и о том, послужить ли мне или нет, значит, не так-то легко взять его на удочку, как Скобенка и прочих… — сказала она и сердито топнула ножкой.
И в самом деле, Андрийко сказал Сташко неправду, и это была первая в жизни произнесённая им ложь. Ему хотелось лишь поскорее избавиться от назойливого пажа и остаться наедине со своими мыслями. Офка ослепила его. Как и в первый раз, так и теперь эта молодая женщина, не стесняясь, старалась глазами, речами, всем своим поведением открыть юному сердцу молодого человека весь жар своей души. Прикосновением руки и колен она передала его молодой бурлящей крови трепет распалённой желанием души, и этот трепет привёл всё существо юноши в полное смятение. К его чистой душе протянула свои когти страсть, и душа, чуя неведомую опасность, с ужасом отворачивалась. В полную силу пробуждались порывы молодого тела, а услужливое воображение подсунуло иллюзию «рыцарской службы», как руководство к чудесным свиданиям в уютном надушённом уголке у камина… Однако всё то, что знал Андрий про Офку, её льстивые слова, жалобы на угнетение, на грусть одиночества и, наконец, разговор с дядей, свидетелем которого он являлся, — всё предостерегало его, что под гладкой поверхностью таится омут. Андрийко чувствовал ложь в словах красавицы и не верил ей. Несомненно, молодой парень не устоял бы перед обольщением прекрасной полячки, пожелай она добиться его любви. Ей известны были такие способы, которые неопытному бояричу и не снились, и всё-таки Офке не удалось увлечь его сразу. Она знала, что такую крепость можно взять только осадой, а юноша понимал, что стоит на распутье, и нелегко ему будет свернуть на дорогу, которая поведёт его по честному пути. Желая сбить его с этого пути, Офка невольно предостерегла Андрия, а он, порядочный, нелицемерный юноша, её обманул поведением, а Сташка — речами.
Тем временем царивший за столом в начале обеда шум внезапно утих, и Андрийко вошёл в зал, словно в церковь. В двух огромных каминах, расположенных в противоположных углах, ярким огнём горели сосновые дрова, с высокого сводчатого потолка свисали люстры со свечами, освещая собравшихся за длинным широким столом. Передняя его часть была выше, за ней сидел в качестве наместника великого князя воевода в окружении достойнейших гостей: Монтовта, Семашка и старшего Кирдея. Впрочем, в эту минуту они не сидели, а стоя приветствовали высокого стройного витязя в великолепном вооружении со страусовыми перьями на шлеме. Лицо его было серьёзно. Все молчали. Андрийко заметил в его чертах сходство с кем-то очень знакомым, но сразу не мог сообразить, с кем именно. В это мгновение кто-то потянул его за рукав. Андрий оглянулся: это Горностай приглашал его сесть рядом.
— Кто это? — спросил Андрий, указывая на вооружённого рыцаря.
— Танас, князь Нос! — ответил Горностай. — Привёз вести из Трок.
Андрийко вспомнил сразу же Олександра, которого видел в Смотриче. Да, это его лицо глядит из-под открытого забрала, и глаза, ах, да… глаза Мартуси!
Андрийко тотчас успокоился, и улыбка осветила его лицо.
«Эх, почему её тут нет?» — подумал он и уселся рядом с Горностаем.