Сумерки

— Ах да, конечно! Шантаж, а это иначе никак не назовешь, заключается в следующем. Как вы помните, поместье, коим наградили меня за верность государю и Отечеству, было забрано в казну у помещика Троекурова вместе с пятью сотнями крепостных душ. Троекуров был вынужден отдать его по некоему спорному делу, тянущемуся еще с сороковых годов. Нынче же так случилось, что вопрос сей был пересмотрен, причем в пользу Троекурова. Но помещик уже изволил преставиться. Что же касается поместья, то его передали мне вместе с крепостными, а после указа казна выкупила обратным порядком крепостных. Так что у меня остались только деньги и сама усадьба. Так как помещик скончался, то по новому решению поместье и деньги из казны должны быть переданы наследникам Троекурова. Что и потребовал, размахивая решением суда у меня перед носом, этот самый Коперник.

— А вы, ваше превосходительство? — спросил Иван.

— Я, естественно, не возражал, тем более что взамен этого я могу истребовать, как вы мне и посоветовали, драгоценный друг, возмещения с казны, — часто закивал головою генерал. — Однако Коперника это не удовлетворило, и он объявил, что его клиент желает получить также еще и компенсацию за пользование поместьем.

— Как так? — изумился Иван. — Разве такое возможно?

— Он уверяет, что не только возможно, но и необходимо. Ведь поместье находилось в моем ведении, а не в ведении Троекурова, а посему не он, а я получал с него доход. Теперь же его клиент намерен получить компенсацию за пользование, причем не желает останавливаться и если надо, то дойдет до суда и ославит мое имя! Я же это поместье получил за кровь, что пролил в боях! — вскричал, вновь разгорячившись, генерал. — Я так этому судейскому и сказал. А Коперник мне на это и ответил, что, дескать, его клиент считает, что он прав в отношении своих требований не только по закону, но и по моральному праву. А посему получить намерен с меня сполна, как если бы это было самое успешное поместье. В противном случае и в свете узнают, и газеты мое имя станут марать. В общем, шантаж, форменный шантаж!

— Да кто же этот таинственный клиент, что так нахально шантажирует вас? — воскликнул Безбородко.

— Граф Драчевский, — сказал Гаврилов.

Иван остолбенел, словно громом пораженный.

— Как? И тут он? И тут влез этот зверь? Да что же это такое, в самом-то деле? — закричал он, вскочив и забегав по гостиной из стороны в сторону. — Как смеет этот граф и здесь влезать со своими темными делишками? Но скажите, ваше превосходительство, на каком основании Драчевский требует с вас усадьбу, откупные деньги из казны и компенсацию?

— На том, что он является, согласно завещанию, единственным наследником Троекурова, — был дан ему ответ.

Генерал сидел неподвижно, чрезвычайно удивленный столь бурной реакцией своего бывшего письмоводителя на упоминание о графе.

— Мы должны немедленно ехать к этому самому Копернику и посмотреть, так ли то, что Драчевский наследник Троекурова, — заторопился Иван. — В конце концов, если это действительно так, то их претензии к вам не совсем уместны. Разве нет?

— Так, друг мой, так, — следом за молодым человеком заспешил Гаврилов.

Они уже прошли в переднюю, как неожиданно из комнат быстро вышла Аглая Ивановна, а следом за нею Дуня, несшая на сильных, словно у мужчины, руках огромный медный самоварище. Клокотание внутри самовара указывало на то, что добрейшая тетушка уж никак не ожидала столь быстрого отъезда гостя и племянника.

— После, тетя, после! — вскричал Иван, спешно наматывая на горло шарф и выбегая из квартиры.

Старенький генерал едва поспевал следом за ним.

— Прощайте, матушка, несравненная Аглая Ивановна, дела! Дела! — бросил он также и вышел из квартиры.

— Ну вот, — только и успела сказать тетушка с выражением полнейшего разочарования. — Ну что ты стоишь стоймя? — накинулась она на прислугу. — Ступай, неси самовар обратно.

Гаврилов и Безбородко уселись в старинный генеральский возок и отправились к судейскому чиновнику, как его назвал по привычке генерал. Однако Коперник был всего лишь адвокатом, о чем гласила грязная и выпачканная в чем-то липком табличка у входа в его контору. Коперник смотрелся мелким и очень юрким мужчиной средних лет с сильнейшей растительностью на лице. Кроме него в конторе сидело несколько других адвокатов, видимо рангом помельче, занимавшихся с пришлыми крестьянами и уличными торговцами. Увидав входящего в контору генерала в сопровождении молодого человека, Коперник чрезвычайно засуетился, задвигал по запыленному столу папками, стал переставлять с места на место писчие предметы, бросая быстрые взоры маленьких шустрых глазок на посетителей.

— Входите, входите! — воскликнул он, хотя Гаврилов и Иван уже изволили войти и без его приглашения, но адвокату надобно было показать, что он ныне хозяин положения. — Вот-с сюда, на стулья. Федор, стул! — громогласно прикрикнул он на здоровенного детину, служащего в конторе чем-то вроде «принеси, подай, пошел вон».