В передней раздался странный шум, затем стук шагов от кованых сапог, и в гостиную вошел спиною камердинер, широко расставив руки и грудью не давая пройти бравому приставу и двум высоченным жандармам, за которыми маячил, извиваясь как уж, Коперник.
— Не пущу! — грозно кричал дрожащим от волнения и возмущения голосом камердинер. — Не пущу! По какому праву? Не велено пущать!
— Пропусти, старче, у нас приказ, — старательно отодвигая плечом старика, чтоб никоим образом грубо не задеть его, говорил пристав.
Приставу все-таки удалось обойти верного камердинера и пройти в гостиную. Он бегло оглядел присутствующих, задержавшись взглядом на массивных формах стоявшей посреди комнаты купчихи, а затем остановился на сидящем на диване генерале.
— Генерал в отставке Гаврилов Семен Семенович? — полувопросительно, полуутвердительно сказал пристав, сильно смущаясь. — Прошу прощения, ваше превосходительство, но я имею предписание задержать вас и препроводить в долговую тюрьму, именуемую ямою.
— Это по какому такому праву? — внезапно надвинулась на него, грозно сдвинув брови, Земляникина. Она подошла почти вплотную к оторопевшему приставу, оказавшемуся ей почти вровень, и даже уперлась в него своей огромной грудью. — Это что еще такое? По какому, я спрашиваю, праву?
Пристав сильнейшим образом стушевался и, явно не ожидая такого солидного напора, стал медленно отступать с только что завоеванных позиций. В этот момент между двумя жандармами протиснулся юркий Коперник, которому страсть как хотелось окончательно унизить судебного противника, и мерзким тонким голосом завопил, размахивая только что изготовленным постановлением суда:
— А вот по какому праву! Вы тут, сударыня, не очень-то усердствуйте, а не то тоже заберем за компанию!
Софья, выйдя из своего угла, выхватила из рук плюгавого адвоката гербовую бумагу и быстро прочитала ее. Генерал, уже догадавшийся, что значит сей приход, велел камердинеру пропустить жандармов и стал собираться.
— Видать, такова моя доля, Сонюшка, — сказал он, понурив голову.
Камердинер неожиданно быстро убежал и тотчас вернулся, неся в руке теплую генеральскую шинель. Софья, поняв, что ничего уже сделать невозможно и ее отца непременно заберут в яму, принялась лихорадочно собирать вещи и прочее, что может генералу пригодиться.
— Господа, подождите, мы сейчас, — умоляюще обратилась она к приставу и жандармам.
— Да чего уж там, — все еще сильнейшим образом смущаясь и косясь на купчиху, произнес, подкручивая длинный усище, пристав. — Понимаем-с. Вы не торопитесь, ваше превосходительство, мы подождем-с. Можете еще с семьею попрощаться, мы покамест выйдем-с. А ну пошли, — нарочито грубо прикрикнул он на толпящихся в дверях жандармов и одновременно подхватил верткого Коперника за рукав.
Софья быстро собрала узелок, не давая себе расклеиться и метаниями по комнатам отстраняясь от нахлынувшей на душу скорби. Наконец генерал, собранный и одетый, встал посреди гостиной и старательно поцеловал сначала дочь, затем Аделаиду Павловну и, наконец, старого верного камердинера.
— Ну, прощайте, — сказал он. — Господин пристав! Я готов, — позвал он в коридор.
Пристав вновь вошел в гостиную и сказал, старательно избегая глядеть на несчастного генерала и обращаясь к стоявшему на столе самовару:
— Ежели вы желаете-с, ваше превосходительство, то мы можем поехать с вами в вашем возке, а жандармов на казенных подале отправить. Так-то честнее будет-с.
Коперник, также неизвестно каким образом оказавшийся в гостиной и услышавший эти слова, возмущенно закричал, подпрыгнув при этом чуть не до потолка:
— Какое честно? В кандалы его, в кандалы! Немедленно выполняйте предписание суда!
— Я это уже один раз с судейским сделала сегодня и еще раз сделаю, — объявила дочь боевого генерала и, подойдя к адвокату, со всего маху вкатила ему звонкую пощечину.
Коперник, схватившись обеими руками за щеку, отбежал от Софьи и стал тыкать в нее пальцем приставу, но тот сделал вид, будто ничего не заметил.
— Мой батюшка с вами турка бивал, — доверительно сообщил он Гаврилову, ведя старика к дверям. — Много о вас доброго рассказывал. А моя служба казенная. Что прикажут, то и выполняй. Так что вы, ваше превосходительство, с меня не взыщите.
Пристав бережно вывел старенького генерала, держа его под локоток, на улицу и осторожно посадил в возок. Вышедшие следом за ними жандармы уселись в казенные сани и укатили далеко вперед, как и обещал благородный пристав.
Софья и Аделаида Павловна из окон махали уезжавшему в долговую яму Гаврилову. Когда возок пропал из виду, завернув за угол, Софья внезапно подошла к купчихе и с рыданиями упала ей на грудь.
— Ну что ты, дитятко, — запричитала Земляникина, нежно гладя ее по голове. — Поплачь, поплачь. Легче станет. После слез завсегда легко становится.
— Что же это на свете делается, а? — всхлипывая, сквозь слезы восклицала Сонечка. — Это же такая несправедливость, что хоть с топором на всех иди!