Сумерки

Вскоре коляска, проехав Тверскую заставу и обогнув Триумфальные ворота, пошла кружить по Садовому кольцу, подбираясь к самому центру Москвы, к Лубянской площади. Немного проплутав, а потом еще промчавшись вдоль бульваров, Иван и Земляникина подкатили к недавно открывшемуся фотографическому салону. Безбородко помог даме выйти и галантно открыл перед ней стеклянную дверь. А навстречу уже спешил ловкий малый, подстриженный и причесанный под «француза».

— Просим, просим. Только вас и ждали-с, — скороговоркою пропел он, распахивая перед пораженными Аделаидой Павловной и ее спутником широкие двери в огромный зал.

Посреди зала стоял на треноге удивительный инструмент, именуемый фотографическим аппаратом. К гостям вышел мастер фотографического портрета, месье Жорж, молодящийся господин, одетый с иголочки. Он усадил пару в удобные кресла, стоявшие перед треногой с инструментом, велел малому принести кофе, а сам начал долго выбирать позы, затем освещение, а после еще и настраивать свой удивительнейший аппарат. В течение этого времени Иван и Аделаида Павловна должны были сидеть неподвижно. Зато потом за терпение они были вознаграждены кофе и пирожными.

Когда пара вышла из новомодного салона и уселась в коляску, Аделаида Павловна приказала ехать обедать. Обедали в трактире Гурина, что на Охотном ряду. Это был старинный трактир, открытый еще в начале века, в котором все блюда были исключительно русские и обильно-сытные. Оттого-то трактир Гурина столь славен был среди купечества, гулявшего в нем с утра до ночи. Земляникину в прошлые годы частенько водил в этот трактир покойный муж, считавший, что нет ничего важнее для делового человека, чем плотный обед в обществе. Иван отметил про себя, что многие присутствующие в трактирном зале были знакомы Земляникиной.

Едва пара уселась за стол, как откуда-то ни возьмись к Аделаиде Павловне подошел высокий и плотный молодой мужчина с лихими вихрами.

— Мое почтение, — поклонился он сначала удивленному Безбородко, а затем и купчихе-миллионщице.

— А, Фролушка, здравствуй, здравствуй, — искренне обрадовалась встрече со старым знакомым купчиха. — Вот прошу любить и жаловать, Иван Иванович Безбородко, — отрекомендовала она сидевшего напротив Ивана. — Мой петербургский хороший знакомый.

Тот смутился. Он не был никем для купчихи, да и званий не имел. Аделаида Павловна даже не могла прибавить к нему никакой рекомендации, там, купец, или же тайный советник, или, на худой конец, студент. Однако каково же было Иваново изумление, когда малый с нахальными вихрами страшно обрадовался, услышав его имя. Он повернулся к Ивану, всплеснул руками и воскликнул:

— Как? Неужели это вы? Вы — Безбородко? Тот самый Безбородко Иван Иванович? Да, это именно вы! — решительно заявил он.

— Да, — ничего не понимая, принужден был согласиться с ним Иван. — Это действительно я.

— Вы ничего не подумайте, что я как-нибудь хочу вас обидеть, — тут же смутился собственным словам малый с вихрами. — А кстати, совершенно запамятовал представиться. Помещик Залежев. Фрол Фролыч Залежев.

Малый отошел на шаг и глубоко поклонился. Затем безо всяких церемоний присел за стол. — Мне столько про вас рассказывали. Я все-все о вас знаю.

— Как же это? Откуда? — изумился еще более Иван.

— Нет-нет, ничего такого, — замахал руками Залежев и позвал щелчком пальцев полового.

На зов прибежал отрок в белоснежной рубахе навыпуск.

— Давай, накрой на стол. И чтобы все было. И быстро! — пришпорил его помещик, махнув отроку вдогонку, и продолжил: — Да-да, не удивляйтесь. Просто один господин чрезвычайно интересуется вашим делом, а потому ставит меня в непосредственную известность.

Слова Залежева были столь загадочными, что Аделаида Павловна сильнейшим образом забеспокоилась:

— Фролушка, что же это такое, а? Ведь Иван Иваныч уже столько пострадал, а ты еще ему такое говоришь. Да побойся ты Бога, Фрол Фролыч, нехорошо так-то говорить. Что за господин, какой еще господин? И чего ему надобно от Иван Иваныча?

Залежев сильно скосил глаза в стороны, пытаясь углядеть, не подслушивают ли их с соседних столиков, а затем только заговорил:

— Нет никакого беспокойства. И не может его быть с вашей стороны, глубокоуважаемая Аделаида Павловна, потому как господин этот уже помог однажды Ивану Ивановичу в неприятности, в которой тот оказался по своей же собственной воле. Поэтому ничего плохого нету в том, что ныне этот самый господин следит за своим, можно сказать, крестным братом и желает ему помощь оказать в дальнейшем.

— Какими вы все-таки загадками говорите, Фрол Фролыч, — заметил Иван, сильно моргая от волнения длинными, почти женскими ресницами. — Я что-то не припоминаю крестного брата, о котором вы говорить изволите.

— Да, Фролушка, что-то ты сильного туману напустил, — вставила Земляникина. — Ты уж если начал говорить, то говори подробно или же совсем не говори ничего, а то мне уже так-то с твоих недомолвок страшно стало.

Залежев еще сильнее завертел головою, стараясь усмотреть где-нибудь тайного шпиона, подслушивающего их разговор, но, не найдя оного, сказал: