Сумерки Бога, или Кухонные астронавты

На завершающей стадии, когда людей сократили настолько, что исчезла реально оцениваемая опасность массового мятежа, церемониться перестали вовсе и в дело вступили военные. От них, кстати, тоже потом избавились, чтобы, знаете ли, портянками своими тут не воняли. Хваленая армейская выучка – это, прежде всего, умение становиться не-человеком, когда нужно исполнить бесчеловечный приказ. Что за польза в силовике, если он не может без колебаний убить вопреки закону и совести по приказу начальства? Они всерьез полагали, что в них всегда будет нужда, не сумев только сообразить, что необходимости в бессовестных исполнителях и опасных психопатах, которым удовольствие доставляет мучить и убивать, не может быть в обществе, свободном от войн и преступности. Вы же не храните бережно, на почетном месте грязную тряпку, которой только что вытерли нечистоты, особенно, если избавились от таких нечистот раз и навсегда. Но на последнем этапе Великого Перехода военные сыграли важную роль: блокировали заброшенные города с отключенными коммуникациями, куда свозили на ликвидацию последние группы людей, и ждали, пока они сами умрут от холода, голода, отсутствия иммунитета и критических изменений в геноме, без всякой жалости расстреливая тех, кто в отчаянии пытался бежать. Я не знаю, какими были последние дни и часы этих несчастных; может быть, среди них была и пятилетняя девочка, что, замерзая, била себя в грудь кулачком и молилась, чтобы они с папой и мамой снова вернулись домой. Я этого не знаю и не хочу знать; вы же не ходите на экскурсию к бойне, хотя и едите барашка? Потому что барашек хорошенький, его станет жалко, и вы заберете его домой, но он вырастет бодливым, тупым и испортит лужайку. К счастью, у вас есть великолепная и завидная возможность с удовольствием съесть каре ягненка, и не видеть при этом не только барашка, но и неприятного грубого мясника.

И вот вам еще к дилемме о детских слезах. Кабы мы семьдесят лет назад не сделали этого, не отправили разом в небытие почти шесть миллиардов агрессивных, бедных, неумных, примитивных, несносных людей, не вытравили их целыми семьями, так жили бы сейчас по-другому. Сидели бы в жилой капсуле два на два метра с восстановленным воздухом, ограниченным содержанием кислорода, с лимитом воды в пятнадцать литров на день, питательными батончиками из тараканов, и в штанах, которые раз в год выдают, а за окном отравленная атмосфера, преступность, железо и мрак с кислотным дождем. Или лучше все-таки кристальный воздух, реки, из которых можно пить пригоршнями, дома среди зеленых холмов; сидеть на террасе и беседовать про Достоевского под самовар и малину в сливках, в приличном обществе, и не закрывать на ночь двери, и совсем не бояться прогуливаться ночами ни в городе, не по лесным тропкам; знать, что каждый встречный – приятный и дружелюбный человек, и не беспокоиться, отпуская детей без присмотра? И все это ценой существования таких людей, от которых вы и сами сейчас стараетесь держаться подальше. К тому же, они ведь толком даже не жили: так, проводили жизнь, словно в ожидании на вокзале, где главное – устроиться поудобнее и кое-как убить время, пока не подошел поезд, без толка, без пользы, не в силах и сами ответить, в чем смысл их жизни, которую получили, как дар, да так и не придумали, как его применить. Еще и жаловались постоянно: на понедельники, на ранние пробуждения к нелюбимой работе, на начальство, жен, мужей, погоду, усталость, радуясь только выходным и коротким неделям отпуска, в которые жадно старались ухватить побольше сомнительных удовольствий, будто голодные беспризорники, забежавшие в кондитерский магазин. Зачем вообще нужна такая жизнь?

Ну и в конце концов, предки же были не звери! Да и не дураки. На Земле сейчас живет два миллиарда – вдумайтесь, целых два, как в 1930 году! Это две тысячи миллионов! Достаточно, чтобы не просто сохранить популяцию, но и то лучшее, что было в нашей истории и культуре. И чтобы не опустели и не вымерли города – ну, не все, конечно: от того, что вымрет какой-нибудь Северосумск человечество потеряет немного, а вот Москва, Петербург, Киев, Лондон, Токио, Нью-Йорк, Копенгаген, Прага – все живут, цветут, именно как настоящие города, каждый со своим колоритом, а не как ужасающие бетонные гетто, куда напихали миллионы сомнительного качества людей. Знаете, сколько, к примеру, жило в Петербурге в начале 20 века? В период его высшего культурного расцвета? Немногим более миллиона. Уберем отсюда маргиналов, бродяг, хулиганов – получим не больше 500 тысяч интеллигентных, интересных, культурных петербуржцев – столько, кстати, там сейчас именно и проживает. В историческом центре Москвы, в пределах Садового, сейчас живет тысяч 100, не больше. Ходят в гости друг другу, прогуливаются на Патриарших, даже метро работает для колорита.