– Холод на улице, – сообщила Оксана, сбивая в прихожей снег с каблуков. – Да и ветер. На лоджии сейчас, наверное, морозильник.
– Можете покурить на кухне, – великодушно разрешил я. – Потом проветрю.
Оксана что-то рассказывала про работу, про неудачные собеседования Олега; я едва слушал, не в силах отвлечься от своих мыслей. Она заметила и спросила:
– У вас все в порядке? Вы как будто не здесь.
И тогда я сказал:
– Представьте себе, что вы – представитель…Представительница внеземной цивилизации, высшего космического разума, путешествующая по Вселенной…
– Как Гудрун Эриксдоттир? – улыбнулась Оксана.
– Да, именно! И вот вы встречаете на пути несчастную, погрязшую в противоречиях и бедах человеческую цивилизацию, обитающую на планете, которую она вот-вот угробит своим легкомыслием. Эти люди запутались, зашли во все мыслимые тупики: экономический, общественный, политический; им не справиться с социальным неравенством, с постоянно вспыхивающими войнами, бороться с которыми они пытаются с помощью других, еще горших, войн; с нравственной и интеллектуальной деградацией, с угрозами голода и экологических катастроф. Возможно – нет, наверняка! – они бы могли совместными усилиями найти выход из положения, но вот беда: господствующая политическая культура не дает шансов на объединение этих усилий, но напротив, способствует разобщению, тем большему, чем больше критических проблем накапливается на планете, а потому для их решения они способны придумывать только людоедские или самоубийственные решения. Что бы вы сделали?
– Пролетела бы мимо.
– Но если нет? Если бы вы захотели спасти этих несчастных от самих себя, дать им шанс на спасение?
Оксана затянулась сигаретой и на минуту задумалась.
– Только насилие приходит в голову, – призналась она. – Но насилие, наверное, не выход?..
Я покачал головой.
– Нет, конечно. Хотя я хорошо вас понимаю: например, даже Станислав Лем – писатель, философ, гуманист! – для решения проблематики войны и мира не придумал ничего лучше химической кастрации в целях купирования агрессии.
– Буквально сняли с языка, – заметила Оксана.
– Дело в том, что невозможно преодолеть пороки традиционной патриархально-военной культуры, находясь внутри ее контура и используя присущие ей же репрессивные методы. Круговорот революций и диктатур иллюстрирует это как нельзя лучше. Необходимо трансформировать саму культуру, заменить и переписать все ее коды.
– На такое дело могут понадобиться века.
– Но времени нет! Ситуация критическая, и вам необходимо провернуть глобальную культурную трансформацию максимум за одно-два поколение! Что будете делать?
– Боюсь, эта задачка по силам только высшему космическому разуму, – сказала Оксана. – Но даже ему вряд ли удастся обойтись без насилия.
С первым нельзя было не согласиться, со вторым – невозможно поспорить.
12.
…Прерывистое дребезжание аварийной сирены рассыпается эхом меж стен грузового ангара, будто горсть мелких монет, брошенных о металл. Периодически сипло вздыхает система блокирующей очистки воздуха, и тогда сверху с шипением вырываются клубы зеленоватого пара. Пахнет расплавленным пластиком и нагретым железом. Высоко наверху, рядом с перекошенным резервным люком третьей палубы, мерцает красным проблесковый тревожный сигнал, выхватывает из полумрака белый борт десантного космобота с откинутым боковым трапом, отражается бликами в стеклах очков Ли Вэя.
– Я требую голосования, – говорит он.
Зойка уже почти перестала плакать, только изредка судорожно всхлипывает. У нее кровоточат костяшки пальцев, черные пряди волос падают на лицо. Динамики громкой связи душераздирающе громко хрипят, а потом из них доносится почти неузнаваемый голос Айхендорфа, вдохновенно рычащего нараспев:
– Добро, – отвечаю я Ли Вэю. – Голосуем.
В динамиках несколько раз что-то звонко щелкает. Айхендорф исчезает, вместо него снова – в десятый, двадцатый, тридцатый раз – звучит спокойный голос Лапласа:
– Проявите благоразумие. Не совершайте ошибку. Довольно жертв. Позвольте мне вернуть вас домой. Продолжение экспедиции угрожает катастрофическими последствиями в масштабе Вселенной.
– Итак, мы начинаем. Пусть выскажется каждый. Сперва экипаж. Эшли?
В пронизанном красноватым пульсирующим светом полумраке грузового ангара ее лицо выглядит бледным, как мел, а голубые глаза – черными и бездонными, словно лесные колодцы.
– Кэп, мы десять лет вместе, – говорит Эшли. – Я никогда в тебе не сомневалась, так что не буду и начинать. Я как ты. Голосую за продолжение полета, пусть даже ко всем чертям….