Сумерки Бога, или Кухонные астронавты

…Я раскручиваю спираль времени в обратную сторону, продолжаю разжимать пружину событий. Так легче, когда и без того ослабевшая память сопротивляется, чтобы не бередить никогда не заживающие душевные раны. И вот я как будто спускаюсь в ее темную потаенную глубину, шаг за шагом, ступень за ступенью, восстанавливая цепочку событий…

…От обуглившейся сквозной раны размером с кулак по тонкой смуглой коже разбегаются в стороны извилистые черные линии, как будто какой-то жуткий многоногий паук уселся посередине обнаженной груди Лили Махтаб Фархади и оплел ее смертоносным узором. Она полулежит на приподнятой белоснежной кушетке под прозрачным плексигласовым колпаком; голова ее запрокинулась, меж полуприкрытых век тускло поблескивают белки закатившихся глаз. Тонкие серебристые щупальца аппаратов тянутся от рук и торса к массивному цилиндру мультифункционального реанимационного комплекса в крошечном медицинском отсеке аварийного блока. Айзек склонился над пультом и лихорадочно колотит по клавишам.

– Ну, давай, давай… – бормочет он. – Ну, что же ты…

Тонко пищит зуммер. Стрелки замерли на приборах.

– Ты знаешь, что делать?! – кричит в отчаянии Зойка. – Нет, ты не знаешь, не знаешь! Ты не знаешь, что делать!

– Ну, давай, давай… Так, сейчас добавим реактивной регенерации, репластика…Синтез плазмы где? А, вот… Ну же, давай!

– Нет, ты не знаешь!

– Айзек, – говорит Ли Вэй, – остановись. У нее сердце сгорело и выкипела вся кровь. Ты ничего не сможешь сделать. Никто не сможет.

Зуммер продолжает пищать. Приборы недвижны. Я не могу оторвать взгляд от Лили, и мне кажется, что сквозь прикрытые веки она смотрит в ответ.

– Айзек, – снова зовет Ли Вэй. – Давай отнесем ее в криокамеру, Айзек. Хоть какая-то, но надежда.

Зойка кричит, а потом садится в углу, спрятав лицо и охватив голову руками. Мы открываем колпак над кушеткой, будто крышку хрустального гроба почившей принцессы. У Айзека трясутся руки и губы. Я осторожно беру Лили на руки; ее голова качнулась, и она уткнулась лицом мне в грудь. Я чувствую, как горло стиснул комок. Из динамика громкой связи раздаются надсадные хриплые рыдания Айхендорфа, а потом снова звучит голос Лапласа:

– Пожалуйста, проявите благоразумие. Не совершайте ошибку. Довольно жертв…

Зойка вскакивает и с криком бьет кулаком по динамику; он разлетается пластиковыми брызгами, из ссадин на ее пальцах выступают густые темно-красные капли. Она подскакивает ко мне, хватает тело Лили, пытается вырвать его у меня из рук, чуть не роняет и едва не падает сама.

– Отдай! Не трогай! Я отнесу…

Я отдаю ей тело подруги; Зойка неловко подхватывает его, с трудом протискивается в узкую дверь.

– Может быть, и правда, удастся что-то сделать…предпринять, когда мы вернемся, – бормочет Айзек.

– Если вернемся, – отвечает Ли Вэй и смотрит на меня через очки.

Я выхожу следом за Зойкой, перешагиваю через брошенный у порога раскрытый скафандр с прожженной дырой на груди, и иду в грузовой отсек. В пустоте меж металлических стен бормотания и плач Айхендорфа в динамиках катятся эхом, будто предсмертные хрипы и вой какого-то зверя; они звучат жутко, но становится еще страшнее, когда несчастный ученый низким, чужим голосом, как одержимый злым духом, вновь заводит:

– Drum haben sie an dieser Gruft genascht!
Mir ist ein großer, einziger Schatz entwendet:
Die hohe Seele, die sich mir verpfändet,
Die haben sie mir pfiffig weggepascht!

У открытого люка космобота стоит Эшли, с ней рядом, в скафандре – ты, Нина. Когда я подхожу, ты как раз только что откинула шлем. Тонкие волосы прилипли к вспотевшему лбу.

– Что с Лили? – спрашиваешь ты.

Я молча качаю головой. Ты бледнеешь.

– Зоя?..

– Лучше не трогать, – говорю я. – Идемте на пост управления.

– Проявите благоразумие. Не совершайте ошибку. Довольно жертв. Позвольте мне вернуть вас домой…

Я, Эшли и ты в тесной резервной рубке грузового отсека. В аспидной черноте внешних экранов – три отражения, такие четкие, словно наши зазеркальные двойники из параллельного мира пришли с другого берега тьмы, чтобы взглянуть на нас, а может, предупредить. На пульте несколько контроллеров не светятся вовсе, у половины командных блоков тихо мерцают красные и желтые датчики.

– Мне удалось переключить управление ходовой частью на этот пульт, – говоришь ты. – Это хорошая новость, но она, увы, такая единственная.

– Мы можем сделать прыжок? – спрашивает Эшли.

Ты киваешь.

– Да, и это практически все, что мы можем. Энергоемкости заряжены под завязку, но вакуумные ловушки, система генерирования и преобразования полностью выведены из строя. Не знаю, действовал Генрих наугад или ему подсказывал Лаплас, только энергосистему он попросту сжег.

– Технических познаний Генриха не хватит и на то, чтобы открыть консервную банку, – замечает Эшли и смотрит на меня. Я не понимаю, что она хочет сказать, я думаю о другом.