Сумерки Бога, или Кухонные астронавты

Зойка и Лили надевают вакуумные скафандры. Мы договариваемся держать связь по рации. Они поднимаются по трапу, не без труда протискиваются сквозь облако пара в искореженный люк. Зойка идет первой. Лили поднимается следом; перед самым люком она оборачивается и машет нам рукой.

Эшли уходит в рубку. Аккуратный Ли Вэй поднимает оставшийся на полу скафандр и относит его в космобот.

– Мы вошли, – слышу я голос Зойки в наушнике. – Ох, ну и залито тут… Видимость на расстоянии руки, иду наощупь. Лилька, держись поближе ко мне…

Из люка космобота высовывается Ли Вэй и негромко окликает меня:

– Кэп. Подойди, пожалуйста. Хочу тебе кое-что показать.

Я поднимаюсь по короткому пандусу. Ли Вэй стоит рядом с открытым шкафом для скафандров и показывает рукой на еще один, рядом.

– Я подумал, ты должен увидеть.

– Проходим вдоль основного корпуса в сторону поста управления…Надеюсь, Генрих там закрыт герметично, тут долго ни один скафандр не выдержит. Идем мимо кибернетического отсека… Ой, бедняга…так и сидит…надо вынести его отсюда на обратном пути…Не смотри, Лилька…

Дверца металлического инструментального шкафа приотворена; я гляжу внутрь и понимаю, что хотел показать мне Ли Вэй: на средней полке, в ряду из ярко-оранжевых рукояток электрических тазеров, не хватает одной. Выводы из этого факта настолько невообразимы, так противоречат всему, что мы привыкли считать возможным и вероятным, что я сначала просто не осознаю смысла увиденного: куда мог деться тазер, предназначенный для использования исследовательскими планетарными группами против агрессивных форм биологической жизни? Кому он мог понадобиться в открытом космосе, если даже при работе на чужих землеподобных планетах его использовали крайне редко? Это же еще надо сообразить, забраться в бот, взять его… Я стою и теряю секунды.

Потом я вспоминаю про Али, все понимаю, но уже поздно.

– Так, вот тут сейчас должен быть первый проход вправо, а дальше люк…

– Зойка! – кричу я. – Уходите оттуда! Быстро!

– Что? Лилька стой…Что случилось, кэп?

– Уходите! Немедленно!

В наушники врывается громкий протяжный треск.

Штатный тазер, как правило, не представляет опасность для жизни просто потому, что его почти никогда не используют на полную мощность. В тех нечастых случаях, когда его применяли против хищных животных или растений, достаточно было лишь причинить боль, чтобы обратить в бегство или заставить разжать ядовитые щупальца. По умолчанию на тазерах выставлена минимальная сила разряда, но регулятор оружия Айхендорфа, похоже, был выкручен на абсолютный максимум: электрический импульс мгновенно расплавил металлизированную ткань скафандра, ударил Лили в грудь и прожег ее почти насквозь, мгновенно обуглив сердце и испепелив легкие.

Бесконечных десять минут я и Айзек спускаем тело Лили с шестиметровой высоты по вертикальному узкому трапу. Мы оба понимаем, видим, что ничего сделать нельзя, но стараемся, сжав зубы, и держа несчастную Лили бережно, как младенца. Все это время Айхендорф страшно кричит, что никого не хотел убивать, что не знал, что не целил, умоляет простить, снова сыплет проклятиями, а потом начинает рыдать. Зойка пока еще держится: наверное, убедила себя, что подругу можно спасти.

Мы спускаемся с трапа. Все страшно потрясены, и тут дело не только в самом факте смерти: за последние сутки мы достаточно часто смотрели в ее черные пустые глазницы. Ужас ситуации состоял в том, что практически на наших глазах один наш товарищ убил другого, человек – убил человека: событие невообразимое, дикое, абсурдное, невозможное. Кроме того, для меня очевидным становится, как несчастный Али оказался в камере плазменного тороида: проклятый тазер в руках Айхендорфа выстрелил, очевидно, не в первый раз, и это делает ситуацию подобием кошмарного сна. Но зачем? Почему? Неужели Лаплас каким-то образом уже давно лишил Айхендорфа рассудка и манипулировал им в своих целях?..

Айзек и Ли Вэй, торопясь, несут Лили в медицинский отсек аварийного блока, Зойка на ходу стягивает с тела несчастной девушки прожженный скафандр. Все молчат, стиснув зубы.

– Какие идеи, кэп? – негромко спрашивает Эшли.

– Я пойду, – вдруг говоришь ты.

Мы с Эшли удивленно смотрим на тебя.

– Я шесть лет была бортинженером, ходила на «Персее – 1» до 2018 года, – продолжаешь ты. – Тут, конечно, ходовая часть модифицирована, но принципы те же, что и на других крейсерах. Может получиться. Других вариантов у нас все равно нет. Если только, конечно, ты не захочешь снова подключить к системе Лапласа.

Из динамиков несется прерывистый хрип, а потом Айхендорф начинает медленно декламировать, с натугой выговаривая слова:

– Doch wie? Wo sind sie hingezogen?
Unmündiges Volk, du hast mich überrascht,
Sind mit der Beute himmelwärts entflogen…

– Нина, у него же тазер! – говорю я.

– Ты его слышишь? Он больше не выстрелит.