Сумерки божков

— Я буду вполне откровенна, ваше превосходительство, — сказала она. — Для меня лично тут весь вопрос — в материальном уроне. Он ужасен, я не знаю, как мы его вынесем. Но я привыкла считаться с материальными вопросами своего дела уже во вторую очередь. Вот почему ваши слова не поразили меня таким непосредственным отчаянием, как вы ждали. Как артистку, меня отмена «Крестьянской войны» не столько ужасает, потому что я небольшая поклонница нового музыкального направления, хотя у автора — Нордмана — талант великий…

— Он жид, конечно, ваш Нордман? — ухмыльнулся генерал-губернатор.

— Ничего подобного: отец — швед, мать — хохлушка.

— А в «Обухе» между тем пишут.

— Ваше превосходительство! Кто же «Обухам» верит? «Обухи» беззастенчивы, когда ненавидят человека и топят его. Я удивляюсь, как они еще вас евреем не объявляют.

— Хо-хо-хо! — заулыбался генерал, — при моей родословной, это было бы несколько затруднительно… Но дело в том, m-me Савицкая, что — кем бы ни был господин Нордман — оперу его ославили революционною и не считаться с этим я не меху…

— Ваше превосходительство, опера прошла установленную драматическую цензуру, афиша подписана полицеймейстером по цензурованному экземпляру…

— Да-с, да-с. Все это я знаю, все это прекрасно. А вот— не угодно ли-с? не угодно ли-с?

И генерал лист за листом подбрасывал к Елене Сергеевне через письменный стол письма, открытки, номера газет с отмеченными синим карандашом столбцами.

— Мне со всех сторон в уши трубят, анонимами сыпят. «Обух» этот — pardon ^[286] — подлейший прислали сегодня чуть не сотнею экземпляров…

— Ваше превосходительство, мне остается только повторить вам: кто же верит «Обухам»?

— Я и не верю-с. Если бы я верил, я иначе распорядился бы. Весь этот вопль, конечно, сущая ерунда-с. Уж если от музыки начнут революции приключаться, тогда — чего же остается ждать и что предпринимать? По-моему-с, играть революционно на скрипке или контрабасе столь же невозможно, как эсдекские щи варить или по-эсэрски масло пахтать.

«Послушал бы тебя Андрюша Берлога!» — невольно подумала Елена Сергеевна.

— Но… — извинительно продолжал генерал, поднимая палец, — но… Я прямо вам говорю: я боюсь не оперы этой вашей, но общественного мнения. Общественное мнение возбуждено. Общественное мнение грозит скандалом…

— Ваше превосходительство! Да какое же общественное мнение — «Обух»?

— Мерзавцы! pardon! passez le mot! ^[287] я с вами совершенно согласен, что — мерзавцы. Но ведь они кричат, они в Петербург телеграфируют, за ними — партия, у них— покровительство… войдите же и в мое положение. Мне прямо пишут, что я покрываю своим авторитетом гидру революции, что я небрегу властью, попустительствую крамоле… Действительно, вы правы: недостает только, чтобы меня обозвали полячишкою или жидом!

— Мне кажется, что высокое положение вашего превосходительства…

— Ch`ere dame ^[288], я здесь не всемогущ и не один.

Он интимно перегнулся через письменный стол и, проницательно прищурив глаза, сделавшиеся похожими на синеватые шляпки гвоздей, сказал вполголоса:

— Вы думаете, что за мною разные соглядатаи не смотрят здесь в сотни глаз? J’en ai jusq’ici! ^[289] — он резнул себя ладонью по горлу. — Доносят каждый мой шаг… Я вас, Елена Сергеевна, очень ценю и уважаю, и Берлогу слушать люблю, и о Нордмане слыхал, будто человек талантливый, но — извините, — своя рубашка ближе к телу.

— Ваше превосходительство! — отозвалась Савицкая, понурая, но спокойная. — Вы — хозяин края, вам лучше видеть свое положение, чем кому бы то ни было. Но вы сами говорите, что считаете оперу безвредною.

— О да.

— Во имя чего же вы ее запрещаете?

— Я не запрещаю, Елена Сергеевна, я только выражаю желание, я только прошу вас, чтобы вы ее сняли… Надеюсь, вы не заставите меня сделать из этого маленького одолжения casus belli ^[290].

Генерал произнес латинские слова, будто французские, с ударениями на последнем слоге.

— Одолжение немаленькое, ваше превосходительство. Оно срывает нам сезон и разоряет нас совершенно. Но войны с вашим превосходительством нам немыслимы, и я сдаюсь на капитуляцию по первому вашему требованию.

— Вот это — умница! вот за это — благодарю!

— Но, ваше превосходительство, ответственности пред публикою я на себя не возьму ни в каком случае. Если опера вам неприятна, извольте запретить спектакль — вы!

— Ch`ere dame! — жалобно сказал генерал-губернатор, — следовательно, вы не поняли? Я именно не хотел бы запрещать, а хочу, чтобы вы сами от вашей «Крестьянской войны» отказались.

— Ваше превосходительство! Это — шелковый шнурок султана. Я согласна положить голову на плаху, но решительно отказываюсь от самоубийства.

— Елена Сергеевна, вы ставите меня в очень щекотливое положение.

— Нет, ваше превосходительство, это вы меня в ужасное положение ставите.

— У меня нет решительно никаких оснований запретить вашу «Крестьянскую войну». Но она не должна идти. Придите же мне на помощь.