Сумерки человечества

Сухой, конечно, еще не авторитет, но если бы зомби явились на пару лет позже, а эта тварь успела еще получить один срок, то ты бы его даже не узнал. Над ним здесь всего два человека. Первый – наш бригадир, еще та мразь, поставленная авторитетами выслуживаться перед республиканскими свиньями. А второй – это Мазила, он с нижегородских, очень крутой парень, под него почти ползоны плясало. Если только от него Сухой получит разрешение тебя порешить, то можешь заказывать себе гроб, увернуться от него не сможешь.

- Ты меня обрадовал, - саркастически заметил я, выложив в этой простой фразе всю накопившуюся досаду, - теперь мне жить намного легче.

По внезапно посуровевшему виду Пня, я понял, что он еще не договорил, когда я прервал его. Увидев, как он разобрался за пару минут до этого с гопником, просто сказавшем что-то лишнее, мне показалось, что сейчас будет в несколько раз хуже, чем тогда. И все же в этот раз лучше было выдержать пару, а не отвечать, как в первый раз. Иначе надо будет держаться спиной к стене при виде уже не только одного Сухого, а сразу оказаться между двух огней.

Пень не стал бить, а вместо этого внимательно на меня смотрел, словно решая, что делать дальше. А может, чего-то ждал от меня, до чего я самолично никак не мог додуматься. Мысленно перебирая в голове все свои последние поступки, я все пытался сообразить, стоит ли мне продолжать говорить или все же ждать, пока мне чего-нибудь не предложат. Мысли все время возвращались к разговору Пня с гопниками, когда он подбивал вступать под знамя одного из местных авторитетов. Возможно, со мной сейчас происходила такая же обработка, только гораздо более тонкая. Ведь не произвожу же я впечатление такого необтесанного бабуина, как те парни, даже автомат держащие косоруко. Вопрос тогда был в том, зачем я был им нужен и почему столько возни. Ведь гораздо проще было бы сразу предложить. И в таком случае я бы отказался, испугавшись втягивания в войну между этими группировками. Мысленно усмехнувшись, я снова посмотрел на Пня, все еще сверлившего меня взглядом и первым раскрыл рот.

- Так что же мне с ним делать? – негромко спросил я, намеренно повернувшись спиной к Сухому, так, чтобы он не мог видеть моего лица.

- Ты меня спрашиваешь, - удивился Пень, - что тебе с ним делать? Я могу дать тебе самый простой совет, но он состоит в том, чтобы ты порезал его раньше, чем он порежет тебя. Никто из республиканцев не будет особенно возмущаться, если один из нашего отряда не вернется обратно в казарму.

Только у Сухого здесь полно корешей, которые потом глаз не сомкнут пока твои кишки на палку не намотают. И это, поверь мне, рано или поздно случится.

- И что мне тогда делать? – уже с нажимом спросил я, не в состоянии и дальше выслушивать различные вариации собственной смерти от рук этих бандитов. Либо он сейчас скажет мне что-нибудь более конкретное, либо просто пошлет. Других вариантов нет, но в любом случае я точно буду знать, что предстоит дальше.

- Зверек, ты ведь не глупее остальных, это даже по лицу видно, - сказал

Пень, удобнее присаживаясь на землю и задумчиво наблюдая, как под навесом раскладывают матрасы. Кто-то хотели и меня окрикнуть, чтобы не прохлаждался, но его быстро одернули, подзатыльником указав, что не стоит вмешиваться в чужие разговоры. А если точнее, в разговор Пня с кем бы то ни было, мое мнение пока никем не учитывалось. Я продолжал смотреть на него, не зная, стоит ли соглашаться с таким комплиментом, непонятно к чему сказанному. Возможно, сейчас меня и пошлют, куда подальше с наставлением не лезть в чужие дела.

- Неужели тебе вот так надо все по полочкам раскладывать, объяснять да указывать? – ехидно поинтересовался Пень, прищурено взглянув на меня, – У тебя прямо на лбу написано, что давно уже ты все понял. И не зря потому ко мне подошел, и в одну машину с Батей сел, хотя мест еще было хоть отбавляй. Должен же был сам понимать, что и выхода у тебя другого нет, только здесь и подвязываться.

- Так значит, есть ли у меня хоть какой-то шанс? – вначале я даже опешил, что меня посчитали столь проницательным, способным за милю унюхать бандитского авторитета, даже если раньше я его никогда не видел.

Правда, я успел перестроиться на эту мысль, прежде чем Пень закончил свой обвинительный монолог. Если он считает, что я с самого начала собирался к ним прибиться, пусть так думает и дальше. Возможно даже, что это наилучший вариант прикрытия собственной спины от Сухого, не рискующего развязывать настоящую войну между зековскими группировками, не распавшимися после развала всей тюремной системы. Если так посмотреть, то здесь наверняка можно будет найти и прежних охранников этих самых тюрем, если только сами зеки не передушили их в первую очередь. Теперь наступает и моя очередь так же подстраиваться под ситуацию, как и они раньше. Неужели лишь ради этого меня сюда и закинули, вместо того, чтобы сразу убить?