Сумерки человечества

Обеими руками цеплялся за ремень, пытаясь оттянуть его, но каждый раз лишь раздирая себе кожу на горле. Во взгляде, который я уже мог видеть, так сильно отклонил его голову, смешались страх и ненависть. Губы складывались в слова, которые произнести не мог, а я продолжал давить, наблюдая за его агонией. Руки все же вцепились в ремень, но сил в них уже не осталось, ноги принялись выделывать кульбиты, стуча каблуками по полу, а глаза закатились, только покрытые красными прожилками елки торчали из широко распахнутых глазниц. В какой именно момент он умер, я так и не понял, только в какой-то момент напряжение спало и тело обмякло, расслабив сразу все мышцы. Во время удушья у него даже кишечник облегчился, отчего по комнатке быстро распространялся противный запах, а на посиневших губах остались клочья пены.

Обе девочки с ужасом смотрели на меня, не представляя чего ждать дальше.

Им, может, и невдомек, почему я так поступил, для них я такой же, как и остальное зверье, налетевшее сюда. Никто не может заглянуть в душу человека, разглядеть, что именно там происходит. Иначе те же каратели уже давно меня растерзали, увидев все то отвращение, какое испытываю к ним в общем и к каждому в отдельности.

- Спрячьтесь и не высовывайтесь, - прохрипел я, чувствуя, как противно дрожат от напряжения руки, - сидите, пока все не закончится, а потом бегите отсюда.

Они обе смотрели на меня, замерев, видно, совсем растерявшись. Лишь только маленькая все хваталась за руку старшей сестры, пугливо жавшись у нее за спиной.

- Ну, - рявкнул я уже громче, выходя из себя от мысли, что девчонки даже не понимают, что именно сейчас произошло. Думают, наверное, что это все какой-то злобный розыгрыш, - Быстрее!

- Спасибо, - выдавила все же из себя старшая, с ужасом глядя на тело

Лысого. На большее у нее не хватило, уже даже губы дрожали. Адреналин в крови начал падать, и сейчас девчонка была близка к тому, чтобы впасть в истерику. Не говоря больше ни слова, она потащила младшую за собой в туалет, от страха вовсе потерявшую дар речи.

Мне оставалось еще одно дело, больше похожее на спектакль. Дисциплина в отряде с самого начала приказала долго жить, потому, наверное, нас еще никто не хватился, но все же когда-то должны посчитать потери, если такое вообще есть в привычке, тогда вот и поинтересуются, куда делся боец по кличке Лысый. И ни у кого не должно быть подозрений, что смерть его связана с кем-то из своего же отряда. Логично считая, что расследовать все равно никто не будет, я выбрал самый простой путь инсценировки. Взяв со столика нож, единственный с острым концом, размахнулся посильнее и всадил в горло трупу, специально так, чтобы вошел снизу. Кровь обильно полилась наружу, но не толчками, а медленно и словно нехотя, ведь сердце уже не билось. Я отскочил подальше, чтобы не забрызгаться кровью, хотя на камуфляже ее и так было больше некуда.

После перевернул тело со спины на живот, при этом нож, неприятно щелкнув, вошел еще глубже, выйдя с другой стороны. Вышло немного похоже, будто его убили, защищаясь, местные, что было вполне реальным. Я бросил взгляд на закрытую дверь, где спрятались девочки. Если труп найдут здесь, то и их наверняка обнаружат, просто посмотрев вокруг. Хорошо бы вытащить его наружу, но тогда наверняка кто-нибудь увидит меня, слишком их много здесь, чтобы пытаться спрятаться от всех. Вздохнув, решил сейчас понадеяться на удачу, которая вроде мне была благосклонна, если после всего еще остался в живых.

Оставив труп внутри, я вышел на улицу, озираясь по сторонам. Если сейчас спросят, то уже мысленно решил, что плюну на все и скажу, что Лысый лежит внутри мертвый, дальше как покатит. Ведь видели, что вместе с ним внутрь заходим.

К моему счастью, об одном отставшем солдате из всего отряда никто и не думал интересоваться. В самом разгаре было то, зачем сюда все и явились, урезонивали местных, красочно объясняя, к чему приводит отказ от выплаты дани Республике. Местные, запуганные и подавленные, стояли зажатые в тесном кругу, окруженные автоматчиками из числа мародеров. Напротив, у длинного рейсового автобуса, успели устроить расстрельную стенку, красовавшуюся свежими подтеками крови и пулевыми отверстиями. На траве лежало с десяток тел крепких здоровых мужчин, буквально превращенных в решето автоматными очередями. Про аккуратность никто не говорил, поэтому стреляли куда и как угодно. Один даже еще дергался в агонии, дрыгая связанными руками и ногами, никак не желая умирать. Внимания на него уже не обращали, вытаскивая под хохот и свист, а так же отчаянные вопли местных, новых жертв из толпы, выбирая, как успел понять, самых сильных и здоровых, на которых, в общем, и строится выживание всей группы.