Сумерки человечества

Мне понадобилась ровно секунда, чтобы понять двойственность увиденного. И сразу после этого мне стало очень нехорошо, даже под беретом выступили капельки соленого пота. Перед трейлером должны лежать два тела! Каким же надо быть дураком, чтобы сразу не сделать контрольный обоим, пока еще лежали тихо, все равно ведь до самого конца непонятно, воскреснет труп или нет, поэтому всем и делают. А я слишком сильно ушел в собственные эмоции, потерял контроль над самим собой, не оценил сразу, вот тебе и результат. По лагерю шляются минимум два зомби, о которых никто ни сном, ни духом. Хотя, если учесть общую безалаберность всего карательного отряда, можно предположить, что зомби здесь уже бродят в количестве, превосходящем две штуки.

Автомат, однако, с плеча снял и положил на сгиб локтя. На предохранитель я его вообще не ставил, за исключением мест, где в безопасности можно быть уверенным, как в военном анклаве. Хотя там, насколько помню, с оружием вообще разгуливать не получается, если только нет свидетельства о принадлежности к гарнизону. Палец лежал на спусковом крючке, готовый в любую секунду открыть огонь, а озираться я стал в два раза чаще. Прислонившись к стенке одного из трейлеров во внутреннем кругу, я опустил козырек берета пониже, прикрыв от солнца глаза, но оставив достаточно широкий зазор, чтобы успевать следить за окружением.

Отряд тем временем окончательно растерял всякую стройность, покончив с организованными расстрелами местных и разбредясь в самом простом мародерстве, сопровождавшийся убийствами и насилием. Лысый был, видно, не единственный, кто использовал ситуацию для удовлетворения собственной похоти. Выбирали самых красивых и молодых, даже детей, без всякого сожаления выхватывая из рук матерей, кричащих в истерике. Из разграбленных трейлеров выносили все, что можно, а потом поджигали, от чего в воздухе быстро распространялся запах гари и жженого пластика, от которого слезились глаза и свербело в носу. Выругавшись, я натянул воротник до самых глаз, стараясь не дышать этой самой отравой. Потому сразу и не увидел двоих карателей, уже где-то надравшихся и едва умудрявшихся твердо стоять на ногах. Один уже даже успел потерять оружие и сейчас левой рукой державшийся за плечо напарника, повиснув на нем как на вешалке. Второй был немного трезвее, во всяком случае, автомат он тащил за собой следом, держа за ремень и волоча по земле. Направлялись именно ко мне, пьяными глазами пытаясь сфокусироваться на своей конечно цели. Я чуть подвинулся, надеясь, что со стороны такое движение кажется незаметным или хотя бы не очень явным. Зато теперь приклад автомата уперся в плечо и надо было только чуть повернуться и уже можно стрелять. С локтя еще не пробовал стрелять, но с такого расстояния попасть успею. Если по мою душу, то во второй раз не дам себя живьем взять. Лучше уж сразу умереть, чем снова попасть в ту комнату, из которой и так выбрался совершенно непонятным способом.

В самый последний момент они оба чуть отвернули в сторону, направившись не ко мне, а к двери трейлера, приоткрытой, но не распахнутой настежь, как многие из тех, что уже были проверены насчет любых вещей, представляющих собой хоть какую-то ценность. Оба направлялись туда явно за тем, чтобы устранить этот недосмотр. И в конце концов заметили меня, стоявшего всего в шаге от нее.

– Извини мужик, – заплетающимся голосом сказал тот, что выглядел более трезвым. При этом он взмахнул рукой так, что его напарник едва не упал, выпустив удерживающее его плечо. В последний момент он снова успел за него схватиться, от чего оба покачнулись. Я удивленно посмотрел на него из-под козырька берета, не совсем понимая, к чему он клонит, а в душе посмеялся над самим собой. Не сделай этот каратель пару секунд назад шага в сторону, то сейчас бы я уже стрелял в него, а потом и в других, выскакивающих в сектор стрельбы, как сумасшедший, разряжая обоймы во все, что движется, даже не совсем понимая, зачем именно это происходит.

– Извини, правда, – повторил он во второй раз, приложив свободную руку к груди и качнувшись в мою сторону, – не знали, что уже занял этот домик, в последний момент тебя заметили, – после чего достал из-за пазухи бутылку коньяка, уже полупустую, но на этикетке стояли пять звездочек, – давай за удачное дело, хорошо?

Я отрицательно покачал головой, в душе все же интересуясь, кем был этот человек, что увез с собой в такую глушь бутылку пятизвездочного коньяка и до сих пор не выпил. Скорее, для него это было что-то вроде талисмана, того кусочка старой жизни, который не хотелось терять. И уж точно он не думал о том, что эту бутылку вылакает какой-то бывший заключенный, сидевший за кражи и убийства. Ничего не скажешь, хороший конец истории.

– Не будешь? – скорее обрадовался, чем обиделся моим отказом каратель, снова прижав к себе бутылку, как дорогое сокровище, – А жаль. Даже я еще такого бухла не пробовал, просто что-то. Так говоришь, уже занял?