– Скажем так, – врач сложил руки на груди и откинулся на спинку, – я представляю в данную минуту узкий круг лиц, который диаметрально не согласен с происходящим. У этих людей есть свои контакты не только с вашим полигоном, но и с московскими уцелевшими частями. Про тебя им тоже кое-что известно. В частности, Токарев, которому ты непосредственно подчиняешься, тоже входит в этот круг. И ему ты должен рассказать все об увиденном и услышанном. На этом твоя задача пока заканчивается.
– Можно один вопрос? – я вертел в руках пистолетную пулю, уже почти мечтая засунуть ее этому врачу в одно место.
– Валяй…
– Какого черта надо было валять всю эту комедию?! – взорвался я, чуть не перейдя на крик, – Почему нельзя было сразу все это сказать? Я бы и так понял!
– Токарев хотел быть точно уверенным, что ты тот человек, который ему нужен. Неужели ты думаешь, что если ты был таким же обыкновенным добровольцем, как и остальные, он бы выписал тебе хоть один автомат сверх нормы? – голос врача был абсолютно спокоен, но в глазах заблестели знакомые мне огоньки, выдающие идейного человека.
Глава 10. Вредное дело.
Ругаясь сквозь зубы, я быстро шагал вниз по лестнице. Старые цементные ступени, выложенные потускневшей оранжевой плиткой, кое-где уже потрескавшейся, а то и вовсе отвалившейся, противно скрипели под подошвами сапог. Тусклый свет лампочек, ввинченных чуть ли не под самым потолком на каждой площадке, едва освещал лестницу, оставляя почти половину пролетов в бледном полумраке. Мрачные тени, отбрасываемые высокими железными перилами, напоминали костлявые пальцы старика, изо всех сил вцепившегося в плитку. Если бы я не был так зол на самого себя и весь окружающий мир, то наверняка шел бы медленнее, подчиняясь старому инстинкту «сначала проверяй, а потом иди», но в этом состоянии летел, не разбирая дороги. Если бы здесь оказался зомби, то я заметил его лишь после того, как он в меня вцепился. Но я просто не мог думать о чем-то стороннем!
В голове все крутились детали разговора с хирургом, который на проверку оказался вовсе не таким уж простым, как могло бы показаться. Каждый рвется к власти по-своему. А этот выбрал самый паршивый путь, через заговоры и закулисные игры. Только, с другой стороны, в открытую с военными не поиграешь, те тоже свою силу уже чувствуют, и ни с кем делиться ей не будут. И что мне больше всего не понравилось, что он мне все прямо на чистоту выложил. Поставил, так сказать, перед фактом. И теперь получается, что я в этом тоже повязан. Остановившись на секунду, я уткнул руки в бока и, глядя на мельтешащую перед лампочкой муху, стал вспоминать подробности разговора.
Это выходил самый настоящий заговор, со всему причитающимися. И я в нем постепенно увязал. Вот пойду я сейчас, и расскажу обо всем этом прямо начальству. Даже хоть нашему лейтенанту. Стволов здесь сейчас вполне хватало, а у заводских большая часть вооруженных людей была в разъездах. Только вот после такого он может задать мне вполне логичный вопрос: с какой тогда радости Токарев выписал мне кучу всякой техники и оружия, как не за участие в этом «узком кругу». И ведь не поверит, что за красивые глаза. Я бы лично не поверил. Хотя ведь так и было. И отведут меня тогда за периметр вместе с остальными и наградят лишним отверстием в затылке, чтобы вентиляция черепа лучше была. Нет, не хочу я так…
Повернувшись на носках ботинок, я зашагал дальше вниз, все еще раздумывая. Лестницей пользовались редко, бригады грузчиков и водителей предпочитали использовать лифт, а все остальные перевозки совершались прямо на машинах. Здесь почти всегда бывает пусто, что, в свою очередь, обеспечивает спокойствие, необходимое для размышлений. А мои мысли были весьма далеко от утешительных.
Значит, если не докладывать на это секретное общество, будь оно неладно, о составе и деятельности которого я имею весьма смутное представление, а если точнее, то и вовсе никакого, то придется играть на их правилах. А если начать эту игру, то придется связать себя с ними кровными нитями. Если провалятся они, то и меня утащат за собой. А тогда снова только одна дорога – за периметр и пулю в затылок.
В припадке злобы, накатившем на меня, я со всей силы открыл дверь ударом ноги. Жалобно скрипнув, железная дверь распахнулась и с оглушительным грохотом ударилась об стену. Если бы не шум, в несколько раз усиленный эхом, отлично отражающимся от бетонного потолка и пола, я бы точно привлек всеобщее внимание. Успел даже порядком испугаться оказаться в таком состоянии среди расспросов, отчего так резко разозлился, прежде чем понял, что всем плевать на меня, у каждого возникали свои проблемы.