Сумерки Дао. Культура Китая на пороге Нового времени

Гротескный образ «сосланного на землю небожителя» был традиционным олицетворением тех аномалий, которые неизбежно сопутствуют творчеству и, в отличие от обычного безумия, являются привилегией «творческой личности». Мы не раз уже могли убедиться в том, что для художника и поэта в позднеимператорском Китае выглядеть «ненормальным» и казаться безумцем было скорее нормой. Но обособленность китайского художника-гения не имела ничего общего с романтическим противостоянием индивида и общества. Напротив, она хранила в себе безбрежное поле жизни, являла собой разрыв, объемлющий бесконечную длительность. В этом пределе человеческого существования, связующем единичное и единое, раскрывалась природа человеческой социальности и утверждалась вечнопреемственность Великого Пути.

Театр в Китае возник сравнительно поздно, в XI–XIII веках, и появление его не случайно совпало с началом позднесредневековой эпохи в истории китайской культуры. Театр стал свидетельством нового качества, новой степени рефлексии, стремления опознать и объективировать внутренние истоки типовых форм действия и чувствования, из которых складывалось наследие традиции. Китайский театр – лучшая примета завершающего, или посттрадиционного, этапа в истории китайской культуры. Как и вся китайская культура, театр отличался стилистическим единством, но это единство раскрывается в крайнем разнообразии форм, которое, в свою очередь, подчиняется определенной иерархии культурных типов.

Театральная труппа. Фреска XIV в.

Простонародный, сравнительно примитивный театр отличался скудостью актерских амплуа и сохранял прочные связи с религиозными обрядами. В позднюю императорскую эпоху повсеместно сложились особые локальные традиции театральных представлений, являвшихся частью религиозных празднеств – пожалуй, даже наиболее яркой и выразительной их частью. Эти представления унаследовали многие мотивы древних оргиастических обрядов, связанных с культом плодородия. Разумеется, они наделялись в первую очередь магическими функциями и были призваны обеспечить благополучие и процветание местных жителей (то есть, говоря языком китайской традиции, возобновляли мировую гармонию). Сюжет их составляла, как правило, борьба богов и героев с демоническими силами, причем в представлениях использовались мотивы старинных мифов и сказаний, хранившихся в народной памяти. До наших времен дошла и древняя традиция использования в подобных игрищах масок – большей частью деревянных, позднее также и бумажных. Обычно деревенские храмовые спектакли игрались на Новый год и в праздник «голодных духов» (середина 7-й луны) в течение двух-трех дней, но порой и целую неделю. Участвовали в них актеры-любители из местных крестьян, передававших секреты актерского искусства по наследству. Во многих местностях Центрального и Южного Китая существовали – а на Тайване существуют до сих пор – труппы профессиональных храмовых актеров, представлявших как бы особую «театральную» традицию в религии. Театрализованные представления были составной частью даосской литургии. Иерархия духовных ценностей, играющая столь важную роль в традиционном китайском миросозерцании, сказалась и в организации народных спектаклей. Например, в Юго-Западном Китае существовало разделение между «гражданскими» и «военными» спектаклями: первые предназначались для спасения душ умерших и не требовали присутствия зрителей, а вторые были обращены к живым. В Гуандуне было принято различать представления на «внутренней» и «внешней» сценах: первые относились к области религиозного культа, вторые составляли собственно зрелищную часть храмовых игрищ[292]. Естественно, храмовые спектакли, которые, по сути, не отличались от религиозного ритуала, были призваны оказывать очистительное воздействие непосредственно своими зрелищными качествами: их непременной принадлежностью были красочные костюмы актеров и их фантастические маски, громкое стилизованное пение, грохот барабанов и гонгов.

Итак, в народной культуре старого Китая предметом театра являлось экстатическое общение людей с потусторонними силами – обитателями небес или преисподней; игра же служила способом регулирования этой одновременно восхитительной и опасной встречи. Говоря точнее, игра позволяла преобразить чувство смертельной опасности в ликующую радость. Театр был именно машиной «великого превращения» бытия – высшим и самым действенным воплощением китайской идеи реальности. Стилизация действительности, подчеркивавшая иллюзорную природу зримых образов, была поэтому его главным творческим принципом.