Сумерки Эрафии

— Мои стражи из ордена — свидетели. Я три дня не покидал наш семейный склеп, преклонив колени перед алтарем Велеса, вывезенным еще из Эфполара. Я молил вседержителя и поклялся, что отдам все, что у меня есть, если небеса разверзнутся и маги Света услышат боль нашего народа, избравшего путь чести перед грозными эльфийскими воителями. Мне казалось, что все напрасно, и утром я поклялся, что отрекусь от престола в пользу Эдрика, отдам корону и трон Энрофа, если только маги дадут знак. Все было как прежде глухо, а за стеной этот ужасный высокий звук их ночных горнистов. И вдруг — ты должен это представить, через час или чуть больше мои светлые стражи, монахи четверки, вдруг как окоченели, а в дверях под сводом склепа появился образ — это был седой старик с посохом и бородой, в плаще с оранжевым подбоем. Он, этот чародей, был точно таким, каким его описывал отец, каким я сам видел в детстве, его звали Солмир. — Август хотел что-то сказать, но жест короля оборвал его: — Напрасная это жертва или нет, но знак был послан. Солмир явился мне уже после того, как предстал в штабе осаждающей нас армии. Несколько магов явились в Рейхавен и приказали эльфам отступить и оставить наш народ, избранный Велесом для свершения мира. Уже в полдень к северным вратам прибудут их гонцы с предложением мира и формой отступления — капитуляцией. Все мы высоко оценили твой поступок, когда летом ты предложил себя в качестве заложника в искупление скорых деяний близ Асвиля, он не укрылся и от Белого ока. Все, что эльфы получат взамен своего отступления и бессрочного мира, это обещание, что ты, добровольно приняв вину за развязанную бойню, покинешь двор, сдашь знамя командующего столичным гарнизоном и отбудешь в свои владения близ Александрета и никогда более не явишься в Энроф.

И за этого человека вышла замуж его сестра? От холода глаза генерала слезились, и картина эльфийского лагеря поплыла. Рейнхард снял перчатку и утер лицо. Этот человек не смог зачать ей ребенка, унизил публичными изменами и теперь хочет отречься от престола на основании мистических совпадений, лишив всяческих возможностей это оспорить. Вся ее жизнь прожита напрасно, как и его. Придется жертвовать честью семьи ради выживания государства, во главе которого будет недалекий, любящий пиры и кутежи Эдрик, все достоинство которого — брак с Анной Нордвуд, вырождающимся, но достопочтенным родом с не менее славной, чем у Рейнхардов, историей, и двое детей, прижитых в этом браке?

— Твои земли, вассалы и крепостные, Кейтелин и ваши дети — ничто из этого не будет отторгнуто у тебя, слово Грифонхата!

— Почему они медлили? Если могли не дать пролиться крови?

— Сложный вопрос, Август, но сейчас я вижу, что Велес не забыл нас. Подумай, как тяжело это решение для гордых авлийцев. В Рейхавен маги явились сами, и отказать им не в силах даже Совет Правды, еще раз народ узрел, что пресловутая магия леса ничто перед дланью Велеса!

«А еще вчера народ зрел другое», — неслышно прошептал генерал, затем он спросил в полный голос:

— Мне необходимо принести публичные покаяния и одеться в рубище к приезду «сдающихся»?

Катберт наконец уловил несдерживаемый сарказм.

— Август, это великая честь, я не собираюсь унижать тебя, но твое признание станет легендарным. Служители культа воспоют его в проповедях и молитвах. Я уважал твоего отца, принял Марию как супругу, и твоя семья не знала бед ни один год моего правления, и не хочу принуждать тебя, хочу слышать друга, а не потерявшего голову гордеца, спорящего с голосом всевышнего Велеса!

Не было ясно, заметил ли король странную перемену в собеседнике, но один монах из священной четверки, сильный в магии, прирожденный защитник, вдруг резко повернулся и посмотрел на генерала, нарушив негласное указание Катберта оставить их наедине. Рука Рейнхарда сползла вниз и легла на рукоять кинжала. Драконья кость и рубиновый узор не скрылись под сталью перчатки. Кровь приливала к лицу генерала, он глубоко вдохнул. Налетевший ветер заныл у стального оплечья. Хотелось либо нанести удар, либо развернуться и броситься вниз. Он вспомнил о Кейтелин, о троих детях, старшему из которых исполнилось двадцать и он служил офицером в восточной армии. Удар — и всех их ждет кара — неминуемая, маги не заступаются, они уже приговорили его к унизительному изгнанию, и смерть тоже не выход. Позор, ожидание, может быть, месть? По крайней мере, можно найти разгадку. Великий друид из Священной рощи был мертв, убит сталью — кем убит? Тем, кто провидел такой исход?

Сразу двое монахов рванулись к нему, обернулись вольные рыцари и офицеры из ближней стражи, но в этот миг Август Рейнхард поднял руки и прошептал:

— Я готов принять участь изгнания, если только мы сохраним наш город. Мы станем символом добродетели, а лесной народ — символом коварства и предательства. — Голос генерала окреп, король воздел руки, и они обнялись, как братья.