Этого созидательнаго смысла нѣтъ при милитаризмѣ, какъ орудіи самосохраненія. Его задача— не проложить путь для роста, а охранить существованіе; отсюда двойная противоположность милитаризму наступательной культуры: во первыхъ, онъ не имѣетъ внутренняго мѣрила своимъ разрушеніямъ, во вторыхъ его разрушеніе не есть претвореніе въ новыя цѣнности, а — разрушеніе чистое. Внутренняго мѣрила онъ не имѣетъ потому, что его не имѣетъ самая задача самообезпеченія, по существу своему задача отрицательная и неопредѣленная. Можно себя обезпечивать отъ уже явныхъ и угрожающихъ опасностей; но опасность вѣдь не есть нѣчто наступившее, а только возможность; возможности же всегда и вездѣ неограниченны. Задачи наступленія предопредѣляются изнутри опредѣленной наличностью силъ и запросовъ; задача оградить себя опредѣляется извнѣ — неопредѣленными возможностями угрозъ и рисковъ. Первыя опредѣленны и ограниченны, вторыя — безпредѣльны, неисчерпываемы и всепоглощающи.
Въ обычномъ ходѣ исторіи народы противодѣйствуютъ только наиболѣе явнымъ опасностямъ, уже назрѣвшимъ, уже переходящимъ въ осуществленіе. Здоровые народы видятъ главную гарантію своего будущаго въ собственной силѣ, въ собственномъ ростѣ. Но представимъ себѣ положеніе народа, съ одной стороны чувствующаго себя въ состояніи завершенности и не склоннаго въ собственномъ дальнѣйшемъ ростѣ и напряженіяхъ искать своего обезпеченія, при томъ народа, жаждущаго безтревожнаго существованія; народа къ тому же, уже произведшаго нечеловѣческія напряженія и алчущаго избѣжать ихъ повторенія, народа, наконецъ, находящагося въ обладаніи побѣды и неоспоримой, никогда уже неповторимой мощи. Здѣсь разрушительность его самозащиты достигаетъ крайнихъ предѣловъ, ибо онъ ищетъ себя обезопасить навсегда. Онъ будетъ напряженно и подозрительно высматривать всѣ возможности новыхъ угрозъ, будетъ использовывать столь исключительное и столь дорого оплаченное положеніе, чтобы ихъ до дна вытравлять, чтобы не допустить и предупредить самое ихъ появленіе. Конечно, и здѣсь давленіе не будетъ безпредѣльнымъ, но его границы опредѣлятся только внѣшнимъ сопротивленіемъ, а не опредѣленностью внутренняго содержанія; и милитаризмъ на службѣ такой самозащиты будетъ безпощаденъ, ибо будетъ направленъ на вытравленіе возможностей, а не на осуществленіе потенцій.
Но онъ будетъ не только изнутри неограничиваемымъ, онъ будетъ и вовнѣ безъ возмѣщенія мертвящимъ. Ибо онъ будетъ отторгать и уничтожать не съ тѣмъ, чтобы нѣчто стало, а только съ тѣмъ, чтобы чего либо не было; его задача уничтожать не только — и даже не столько — нѣчто сущее, а то что могло бы быть и что, ставъ дѣйствительнымъ, могло бы стать угрожающимъ его существованію. Во имя существующаго онъ обреченъ устранять назрѣвающее. Онъ грѣшитъ не только противъ настоящаго, но и противъ будущаго, не только противъ осуществленнаго, но и противъ осуществимаго, не только противъ жизни, но и противъ рожденія.
Такъ оборачивается соотношеніе милитаризмовъ наступающей и обороняющейся культуръ.
Вотъ почему несравнимо зловреднѣе и губительнѣе милитаризма растущей культуры милитаризмъ культуры обороняющейся, завершенной. Вотъ откуда получился тотъ фактъ, который еще недавно казался бы неправдоподобнымъ пародоксомъ: милитаристически побѣдоносная Франція, своей гегемоніей подавляющая и губящая Европу.
III. ГЕРМАНІЯ
1. ВИНОВНАЯ ДОБЛЕСТЬ