Но и помимо этого, суть въ томъ, что и самый французскій революціонизмъ не такъ исчерпывающе безспоренъ, какъ это можетъ казаться съ перваго взгляда. Роменъ Ролланъ гдѣ то говоритъ, что во Франціи двѣ души и неожиданно просыпается и выступаетъ наружу одна, казавшаяся отсутствующей, когда засыпаетъ другая. Оставимъ здѣсь въ сторонѣ вопросъ о подосновѣ такой множественности народнаго характера: идетъ ли рѣчь о разныхъ расовыхъ этническихъ типахъ — о гальскомъ и франкскомъ, загрунтованныхъ общероманской традиціей — которые перемежаясь овладѣваютъ руководствомъ страны; идетъ ли рѣчь о разныхъ климатическихъ вліяніяхъ сѣверо-востока и югозапада (не былъ ли вѣкъ революціонизма вѣкомъ гальскаго юга-Марселя и Жиронды въ противоположность германскому сѣверу и востоку). Какъ бы то ни было, для Франціи исторической ужъ во всякомъ случаѣ характерно на ряду съ революціонизмомъ и нѣчто другое, едва ли не противоположное ему. И характерно не только сейчасъ, не только одновременно съ эпохой революціонизма, но еще ярко и явно до нея. Уравновѣшенная размѣренность — мѣра и вѣсъ — закругленность, законченность, отмѣренность, академизмъ и классицизмъ. Парки Людовиковъ, единицы измѣренія физиковъ, единства трагедіи, взвѣшенность языка предшествуютъ и соприсутствуютъ, какъ нѣчто болѣе глубокое и опредѣляющее, — французскому революціонизму. Самый революціонизмъ, можетъ быть, — лишь бросающаяся въ глаза, но все же поверхностная и во всякомъ случаѣ производная функція отъ живости характера, особенностей историческаго момента, внутренней изжитости культуры и раціонализма мышленія. Раціонализмъ — какъ будто характерная и глубокая черта французской духовности, хотя разумѣется есть въ ней также и другое — мистика германскаго типа, столь внятно заговорившая снова въ послѣднее время. Раціонализмъ этотъ — внѣшняго, зрительнаго типа (преобладающее искусство Франціи революціоннаго вѣка — не музыка, а живопись) — даетъ подходъ извнѣ, напр., въ искусствѣ изображенія души даетъ внѣшнюю соціальную ея изображаемость (въ романѣ и частью въ музыкѣ въ отличіе отъ выразительной музыки германской). Зрительный раціонализмъ даетъ геометрію, соразмѣрность частей и ихъ обозримую симметрію — все характерныя для французовъ вещи — и тяготѣетъ къ закругленной законченности, къ обозримо завершенному предѣлу. Но вмѣстѣ съ тѣмъ раціонализмъ запросовъ, геометрія требованій въ приложеніи къ ирраціональной фактичности человѣческой жизни приводитъ къ ея отрицанію и отверженію, къ построеніямъ ея заново по чертежамъ, къ извнѣшней ея формальной перестройкѣ въ ущербъ внутреннему содержательному развертыванію. Вмѣстѣ съ тѣмъ подвижность характера безъ устремленія въ даль даетъ разрядъ энергіи внутри страны вмѣсто устремленія ея наружу. Настроеніе революціонизма такимъ образомъ и можетъ — при опредѣленныхъ соціальныхъ условіяхъ — оказаться производнымъ отъ духовнаго раціонализма — при южной экспансивной живости, не находящей выхода, направленнаго на обозримую завершенность, достигнутую и превзойденную въ долгомъ историческомъ процессѣ.