Сумерки Европы

Милитаризма подлинно самодовлѣющаго (независимаго оть задачъ гражданскаго общества) въ современныхъ условіяхъ нѣтъ и, думаю, и не можетъ быть, развѣ, что въ представленіи писателей — его почитателей, а въ особенности хулителей. Едва ли какой либо государственный дѣятель или крупный дѣятель военный способенъ былъ бы теперь проповѣдывать, а въ особенности осуществлять милитаризмъ ради него самого. Слишкомъ наглядна невозможность его осуществленія, невозможность самаго даже приступа къ его осуществленію внѣ связи со всей полнотой народно-государственной жизни. Съ серьезнымъ милитаризмомъ должно быть соотносительно совокупное народное бытіе — хозяйство, организація, техника, психологія, изобрѣтательность, бытъ — и такъ какъ насильственно его приспособлять нельзя, во всякомъ случаѣ нельзя безъ того, чтобы оно не согнулось, не захирѣло и тѣмъ самымъ не подорвало самаго милитаризма, обезсиливъ его своимъ къ нему приспособленіемъ, — то милитаризмъ можетъ существовать, какъ значительное явленіе, только въ составѣ такой народной жизни, которая сама по себѣ его требуетъ и предопредѣляетъ. Милитаризмъ дѣйствительно значительный и вліятельный можетъ быть не опредѣлителемъ народной жизни, а лишь ея орудіемъ, не руководителемъ народной судьбы, а ея исполнителемъ. Онъ можетъ быть силенъ только, посколько выросши изъ народной жизни, онъ осуществляетъ государственную задачу — мирную жизненную историческую задачу государства. Отсюда слѣдуетъ, что понять смыслъ, значеніе и вѣсъ даннаго милитаризма возможно только опредѣливъ ту служебную роль, которую онъ въ данное время осуществляетъ. Эта роль различна въ современной Франціи и въ довоенной Германіи и потому глубоко различны и производные отъ нихъ ихъ милитаризмы.

Разсматривая оба милитаризма, необходимо отвлечься отъ нѣкоторыхъ внѣшнихъ особенностей, обусловленныхъ историческими условіями, традиціями и поверхностными наслоеніями, мало затрагивающими ихъ существо. Связь съ сословными привилегіями, съ общимъ соблюденіемъ и почитаніемъ соціальныхъ положеній и различій, со всепроникающей продуманной организованностью наложили свою печать на нѣмецкій милитаризмъ, давая въ разныхъ сплетеніяхъ различные его болѣе или менѣе внѣшне знакомыя черты. Въ содержаніи своемъ онъ, очевидно, былъ только воплощеніемъ, отраженіемъ и частнымъ примѣненіемъ общихъ свойствъ германской культуры той же эпохи, какъ она болѣе или менѣе одинаково проявлялась на заводахъ и въ лабораторіяхъ, въ чиновничьихъ канцеляріяхъ, въ громадныхъ Kaufhaus'ахъ или университетскихъ организаціяхъ. Смыслъ его опредѣлился всѣмъ смысломъ германскаго государственнаго бытія.

И точно также должны быть и въ современномъ французскомъ милитаризмѣ внѣшнія черты, опредѣляемыя вліяніемъ и отблесками традицій и современныхъ условій, въ сущности мало существенныя для уясненія его подлиннаго содержанія. Такъ надо отнести долю его проявленій на своеобразное сочетаніе побѣдоноснаго самочувствія съ ощущеніемъ тревоги за себя; надо удѣлить долю и демократической нерасчлененности, ослабленію специфически воинскаго этикета, что такъ неизбѣжно въ современной демократіи. Отсюда та упрощенность, которая подчасъ звучитъ вмѣсто прежней отчеканенной солдатской рѣзкости. Знаменитое слово Бріана, которое вѣроятно нелегко будетъ предано забвенію — схватить Германію за шиворотъ — ярко выражаетъ эти особенности. И тѣмъ не менѣе все это лишь внѣшняя оболочка и не этимъ опредѣляется существо французскаго милитаризма. И оно опредѣляется своей подчиненностью общей государственной задачѣ страны. Характерно въ этомъ отношеніи отмѣтить роль, которую играютъ въ ней побѣдоносные генералы — тріумфаторы. Страною, которая сто лѣтъ привыкла увлекаться генераломъ, поклоняться его успѣху, въ которой еще на глазахъ старшихъ изъ нынѣ живущихъ поколѣній былъ возвеличенъ ничтожный Буланже только для того, чтобы было, съ кѣмъ носиться, которая въ дѣлѣ Дрейфуса допустила отчаянную борьбу, лишь бы не признаться въ ошибкахъ и преступленіяхъ нѣсколькихъ военныхъ, — этой страной сейчасъ управляютъ и представительствуютъ не выдающіеся побѣдители небывалой войны, въ числѣ которыхъ есть навѣрное подлинно замѣчательные люди и государственные организаторы, а обычные прежніе исконные депутаты-адвокаты, отчасти пріумноженные промышленниками. И милитаризмъ осуществляютъ и выражаютъ именно эти статскіе люди, подгоняемые палатой, газетами и толпой. Милитаризмъ есть теперь для Франціи, какъ онъ раньше былъ для Германіи, не дѣло преимущественно военныхъ, а дѣло государства, кѣмъ бы таковое ни управлялось, въ комъ бы оно ни воплощалось; онъ не руководитъ государствомъ, а ему подчиняется, будучи орудіемъ его насущнѣйшихъ задачъ. И вотъ въ отличіи этихъ неотъемлемыхъ государственныхъ задачъ, различныхъ для Германіи довоенной и повоенной Франціи, — и заключается различіе смысла и значенія ихъ милитаризмовъ.